Бояться нужно своих желаний. Едва я делаю несколько шагов по пешеходной дорожке, как спотыкаюсь и чуть не падаю! Потому что вижу Матвея. Он совсем близко, идет быстрым шагом в мою сторону. Я готовилась к этой встрече морально, диалоги внутри прокручивала. Но отчего–то именно сейчас теряюсь.
Всё сразу идет не по плану! Я сама должна была к нему приехать! Сделать первый шаг, начать разговор. Так было бы правильно. Я думаю.
Глаза округляю и замираю в нерешительности. Он... как–то почувствовал? Что я вернулась. Что у нас с ним... такие пикантные неприятности. Матвей подходит совсем близко, останавливается в метре.
– Привет, – говорю я первой. Хоть тут лидирую.
Пялюсь на него снизу вверх. Жадно. Две недели не виделись — это новый абсолютный рекорд. Кажется, я домой вернулась после долгих лет странствий. От восторга сердечная мышца сжимается.
– Привет, – отвечает он.
Высокий, красивый. Серьезный. Синяки на лице почти зажили. Подстрижен коротко–коротко, без шапки. Чужой и близкий одновременно. Смотрит на меня и слегка улыбается.
– Как дела? – спрашиваю.
Представляешь, я беременна. Что будем делать?
Смотрю на него.
– Отлично. Мимо проезжал, решил на тебя посмотреть. Люба сказала, что ты вернулась.
– На чем проезжал?
– На мустанге, – он кивает на парковку. – Хорошо выглядишь.
– Спасибо, ты тоже. Рада, что у тебя не отобрали права за вождение в нетрезвом виде. Тот твой героический подвиг был явно лишним, – пытаюсь шутить.
Он смотрит на меня, молчит. Потом голову набок склоняет.
– Да, сам уже понял. Твои слезы раньше побуждали меня вести себя неадекватно.
Он сказал «побуждали». В прошедшем времени.
– Может, поговорим? Нам есть о чем, Матвей.
– На самом деле я приехал не просто так, Юля, – переводит тему. – Посмотреть на тебя хотел, чтобы окончательно в себе разобраться.
– И как? Разобрался?
Пульс частит.
– Да. Я смотрю на тебя и понимаю, что больше ничего не чувствую.
Кровь отливает от лица. Он совершенно серьезен. Ни в глазах, ни в уголках губ ни намека на улыбку.
– Ты была права, мои чувства к тебе были больными. Так нельзя.
– А теперь?
– Они прошли.
– Совсем–совсем прошли?
Он берет мою руку, прижимает к своей груди. Ждет. Потом пожимает плечами.
– Ничего. Никакого ускоренного сердцебиения. Никакого волнения. Я, кажется, вылечился. Ничего больше не чувствую. И у меня впервые за долгое время действительно всё хорошо.
– Ты приехал, чтобы сказать мне это?
– Да. И успокоить. Не бойся меня. И не ненавидь, пожалуйста. – Он неловко усмехается, проводит рукой по затылку. – Больше никого убивать не буду. Мне учиться нужно, это важнее.
Я дышать не могу. Стою и слушаю.
Матвей наклоняется и клюет меня в щеку, а потом, не дождавшись ответа, уходит к машине. Серому мустангу. Садится и уезжает.
***
Утро среды начинается рано. Мы с Любой сидим в кухне и пьем чай. Мама на работе, отец после ночи за компом отсыпается. Дверь в коридор плотно закрыта.
Учебу прогуливаем. Я пока так и не решилась там появиться. Справку мне нарисовали, завтра поеду. Наверное
– Папа всегда говорил, что из–за Матвея я не получу диплом. Как в воду глядел, – вытираю уголки глаз, сдерживаться не получается. – Забавно, да? Теперь ни образования, ни Матвея. Я умудрилась из двух вариантов выбрать третий и остаться ни с чем.
— Хороший препарат, Юль, – перебивает Люба. Говорит тихо, вкрадчиво. – Тетя Зоя говорит, медикаментозное прерывание вообще без последствий…
У меня волоски на коже дыбом. Я хочу, чтобы эти две полоски с теста немедленно исчезли. И не хочу одновременно.
Мы уже час пялимся в инструкцию, читаем, перечитываем. Зрение размывает слезами, но я моргаю и пытаюсь сосредоточиться. Не знала, что вчера делать. Любаша пришла в гости, я и расплакалась. Она заверила, что попросит у тети волшебные таблетки. Утром привезла блистер. А я... размякла окончательно.
— Тут написано, что применение строго в больнице… Я не знаю. Опасно.
— Тетя Зоя сказала, главное сделать это как можно скорее. Юль… Юля, тебе восемнадцать! Вся жизнь впереди! Таких Матвеев еще столько будет... Да лучше него! Намного лучше. Благодарить будешь.
— Не знаю… Люба, может, все же сказать ему? Он, правда, не хочет слушать меня. Но... может попытаться еще раз. Господи! Я просто в шоке от происходящего.
— Тебе легче будет, если он сам тебя на аборт отправит?
Сердце сжимается при мысли «а что, если...». Вдруг не отправит?
Глупости. Подруга права, между нами всё кончено. Он больше не позвонит. Потому что ничего ко мне не чувствует. Он сказал это вчера прямым текстом. Специально приехал. И всё–таки...
– Я никак не могу решиться. Какой–то внутренний блок. Это ведь, понимаешь... его ребенок. Моего Матвея.
– Решай сама. Ты попросила, я привезла. Но подумай хорошо, как ты будешь с ребенком одна, если «твой Матвей» на другой женится? Если сможешь так жить — оставляй. Я поддержку всегда.
Люба достает таблетку. Кладет передо мной. И идет в ванную. А когда возвращается, таблетки уже нет на месте.
Подруга обнимает крепко. Мы молчим. Что тут скажешь?
Она уезжает через час, потому что я хочу поспать.
Матвей совсем ничего ко мне не чувствует больше. Его сердце бьется спокойно.
Сворачиваюсь калачиком и натягиваю одеяло выше головы. Я всегда была для него всем. Он бабушку всерьез не воспринимал, с братом виделся редко. Тот хирургом работает, в клинике своей ночует. В остальное время с семьей дома. У Матвея была только я. А теперь я стала нолем.
Поверить в это не получается. Блистер от тети Зои лежит в сумке рядом с положительными тестами. Ужасное сочетание, да? Символ беременности и абортивный препарат в одном кармашке. Безысходность.
Я не выпила пока ничего. Спрятала, потому что больше не хотела слушать аргументы Любы. Они правдивы, но слишком болезненны. Она смотрит на меня будто с осуждением.
Время еще есть подумать. Вдруг что–то изменится?
Эпилог
Телефон вибрирует. На экране надпись «Диана Романовна». Это жена брата Матвея, она замечательная. Поэтому сразу беру трубку.
— Юль, привет! Как дела?
— Хорошо, как у вас?
— Прекрасно, спасибо. Я звоню узнать, не с тобой ли Матвей? Мы его что–то потеряли.
