– Да? – повторил Циан.
Девушка медленно покачала головой.
– Нет. Не помню. Совершенно не помню. – Она на миг сжала губы. – Но её портрет и то, как ты говоришь о ней… что-то в этом имени… – Плечи Руби поникли. – Я чувствую… что-то такое…
– Что?
– Вроде как… грусть. И странную тревогу. Типа того. Я не уверена. И это не очень приятно.
Циан кивнул.
– Эмоциональный осадок.
– Эмоциональное что?
– Осадок. Остаток. Отброс… Что-то было забыто, но эмоции остались. Лечение не может их уничтожить, только похоронить глубоко внутри нас. Как объяснил доктор Хейвен, они накапливаются, а мы даже не подозреваем об этом. И это причиняет нам вред. Вот почему у Жонкиль случился нервный срыв. И вот почему лечение опасно. Метод несовершенен, и Хейвен пытается его доработать, а нас использует как подопытных крыс.
Руби снова воззрилась на пустой контур лица Жонкиль.
– Нет. Такого не может быть. Ты это выдумал, чтобы меня подразнить.
– Это ещё не всё.
Циан подошёл к прикроватной тумбочке. Открыв ящик, он с облегчением увидел, что послание до сих пор там. Доктор Хейвен, видимо, не смог разгадать шифр в надписи на ребре.
Он подозвал Руби и подвинулся, чтобы она тоже могла прочитать.
Между красным и зелёным
Я – Рут МакМёрфи
Мама – Элен МакМёрфи, светлые волосы феи, серо-голубые глаза, самые нежные на свете объятия, пахнет свежей землёй сада, тихо поёт в ванной
Папа – Джеймс МакМёрфи, блестящая лысина, дурацкие очки, щекочущая чёрная борода, карие глаза, смех Санта-Клауса, ужасные шутки, пахнет выпечкой
Брат – Бен МакМёрфи, прохвост, длинные светлые кудри, огромные синие глаза, красивый нос; шумный и милый, пахнет солодовым молоком
Дом – Ноттингем, Англия, возле конного выгона в Бествуде
Нужно обмануть похитителей памяти
Борись и не забывай. Держись, иначе всё пропало
Читая, Руби сделала осторожный шаг назад, словно боялась содержимого ящика.
– Что…
– Я нашёл это здесь в тот день, когда мы нарисовали себя на зеркале. На китовых костях был шифр, который привёл меня сюда. Теперь его уничтожили. Точно так же, как Жонкиль.
– Но что это такое? – Руби снова подалась вперёд, вытянув шею в сторону ящика.
– Я думаю, это написала жительница, которая пыталась сохранить воспоминания. Она боролась с лечением…
Руби прижала руку ко рту.
– Боже… Эта Рут Макмёрфи… – У неё задрожал голос. – Она может быть одной из тех, кого мы знаем.
– Наверное, сейчас она уже всё забыла. Так я думаю. Но может быть, и нет.
– А что значит «между красным и зелёным»?
– Этого я сам пока не понял. Но если Рут сопротивлялась лечению, видимо, у неё были сомнения. Может, она чувствовала, что это опасно. Или, может быть, узнала, что доктор Хейвен замышляет что-то нехорошее.
Голос Руби стал твёрже.
– Это всё догадки. – Она вгляделась в очертания лица Жонкиль. – Я… я до сих пор не знаю, что со всем этим делать.
– Зато ты теперь знаешь, что лечение может навредить. И ещё знаешь, что у тебя самой тоже не всё в порядке.
Руби в замешательстве взглянула на Циана.
– Да?
– Я говорю о твоей депрессии. Пустоте и одиночестве, которые пришпиливают тебя к кровати как жука.
Краска сошла с лица Руби. Циан вздрогнул, увидев выражение её лица.
– Как… – начала она. Голос Руби стал высоким и ломким, но глаза опасно сузились. – Кто тебе об этом рассказал?
– Ты сама. Недавно. Однажды ночью, когда показала мне, как пролезть в шахту.
Руби смотрела на Циана, сжимая и разжимая кулаки.
– Я тебе этого не показывала! Я никогда не стала бы…
– Показывала, Руби. Честное слово. И рассказывала о чувстве одиночества, которое иногда испытываешь. А Хейвен запрещает тебе об этом говорить. И я рассказал о своём страхе. О том, что боюсь огня. И мне Хейвен тоже велит хранить это в тайне.
– Но я ничего не помню! Я… – Губы Руби искривились. Она мучительно пыталась – и не могла – подобрать слова.
Циан положил руку ей на плечо. Он говорил уверенно и спокойно:
– Это потому, что всё произошло, когда Жонкиль была рядом. – Он кивнул в сторону зеркала. – Вон доказательство, видишь? Доктор Хейвен уничтожил все воспоминания, чтобы никто не узнал об опасности.
Некоторое время Руби молча шевелила губами, не в силах выдавить ни слова. Тяжело дыша, она уставилась на портреты на зеркале. А когда наконец заговорила, её голос был хриплым.
– Нужно кому-нибудь рассказать!
Циан вздохнул.
– Знаю. Но кому? – Он запустил обе руки в волосы. – Если скажем сотрудникам, нас отведут к доктору Хейвену, и он сотрёт нам намять. Тогда мы снова окажемся в опасности, даже не подозревая об этом. И не остается ни одного шанса помочь Жонкиль, поскольку никто не вспомнит о её существовании. Замкнутый круг.
Руби судорожно оглядывала каюту.
– А как насчёт других жителей?
– Я думал об этом. Но что будет, если мы расскажем? Скорее всего, они нам не поверят. Я тебя-то насилу убедил. А даже если и поверят, снова будет как в столовой. Нас окружат и вырубят, а потом удалят воспоминания. Доктор Хейвен нажимает кнопку сброса, и мы снова возвращаемся в точку «ноль». Подопытные крысы, пребывающие в блаженном неведении.
Руби немного поразмыслила над этим. Она прижала два пальца к губам и прищурилась, глядя на Циана.
– И всё-таки ты сказал мне. Почему?
Циан не знал, что ответить. Он встретился взглядом с Руби и набрал в грудь побольше воздуха.
– Потому что я боюсь, Руби. Я должен был кому-то рассказать. – Он печально посмотрел на контур узкого лица на стекле. – И мне нужно найти Жонкиль. Я виноват в том, что с ней случилось. Я отправил её к Хейвену, когда она пыталась рассказать о своём прошлом. И после этого она уже не стала прежней. Я должен найти её и спасти, но не смогу сделать это в одиночку. Вот поэтому я надеялся, что ты… согласишься мне помочь. Ты же была её другом.
Руби указала на круглое лицо на зеркале.
– Сиз тоже её друг, так? Ты мог попросить о помощи его.
Циан приподнял бровь.
– Сиз едва способен справиться с колючими рубашками. Не говоря уж об этом всём. И он теряется в сложных ситуациях. Ты б его видела, когда они прислали сюда вертолёт.
– Вертолёт?
– Это было, когда Жонкиль пыталась рассказать нам о прошлом. До того, как доктор Хейвен назначил ей дополнительное лечение.
