Она сама изменилась. И теперь вдруг поняла, что и он мог стать другим, что понимание и доверие, которые когда-то были меж ними, могли иссякнуть, и им могли двигать уже другие, неведомые ей чувства и мысли.
Она глубоко вздохнула, опершись на рукопись. «Как эти тексты, наполненные смыслами, не могут дать мне ответа, что бы я ни спросила; так и человеческая душа… – сколько бы я ни глядела в чьи-то глаза, я не могу читать её! Этот язык закрыт для меня, и человеческое сердце – как эта рукопись: смотри я на неё неделями, всё равно не пойму ни слова!».
Задумавшись, она не заметила прихода Заира аль-Хикмета.
– Не ожидал тебя здесь встретить! – сделал он вид, что удивлён, хотя прекрасно знал, где она сейчас.
– А где мне быть? – тускло пожала она плечами. – Вечно в покоях, как предлагает Халиб? Прогулки-то со стражей меня не радуют…
– А служанки? Разве они не развлекают тебя? – осторожно спросил он, видя, что она не в духе.
– Развлекают? – усмехнулась Доминик, пристально глядя на него. – Уж что можно придумать более весёлого, чем находиться среди тучи суматошных девиц, совсем тебя не понимающих! Да и… что тут говорить – даже когда с ними, я всегда одна… – вдруг снова потускнела она.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился он, решив, что она собирается упомянуть об Онфруа, разговоры о котором он всегда старательно обходил, но Доминик нахмурилась.
– Вряд ли ты поймёшь!
В словах её мелькнула горечь, и она замолчала. Но заинтригованный Заир терпеливо ждал, и она всё же продолжила:
– Что ж… Одна – даже с ними, в толпе и суете… Это когда мои мысли о ветре, а их – о нарядах; моё сердце – с солнцем, а они зажигают свечу… Когда хочется прорваться сквозь стену, и, ломая ногти, бьёшь её и грызёшь, мечтая идти вперёд, а за ней вместо свободы – ещё стена, и ещё!.. И рвёшься дальше и дальше… но никто об этом не знает. Никто не идёт рядом и даже не видит этих стен. Никто, хотя они все – не отходят ни на шаг! А знают ли – каково это? Искать пустыню, чтобы больше никого не встретить; чтобы не слышать и не видеть лиц… – потому что и так один, потому что больно видеть их, зная, что один… Искать пустыню, и всё равно, куда бы ни пришёл, оказаться опять среди них!
Она говорила так тихо, что сама едва слышала себя. А перед глазами был огонь, восставший из сердца, – пламя, в котором сгорала падающая звезда, надежда отчаявшегося человека. И ей вдруг стало так жаль себя, что она снова ощутила себя той, которая только что попала в чужой век, той, которая не понимала и которой было очень обидно, что именно её так обделили, забрав её настоящую жизнь.
– Что тебя так гнетёт? Кстати, надеюсь, я – в числе добрых друзей, а не тех, от кого ты бежишь? – попробовал он пошутить, но она пристально всмотрелась в чёрные глаза, не торопясь с ответом.
«Тепло и доброта, и искренность взгляда… – задумалась она. – Но что за всем этим? Может ли это всё скрывать собой обман?».
– Пьер тоже в числе моих друзей.
– А я? – напрягся он, видя, что разговор поворачивается в другую сторону.
– И ты. Но тебя никто не пытается выгнать из дворца, ты здесь свой. А я боюсь за тех моих друзей, кого многие тут ненавидят.
– И есть за что: они пытались убить владыку! – напомнил Заир, постукивая пальцем по столу.
– Не Пьер. Слышала, его чуть не выбросили из дворца?
– Быть не может! – воскликнул он, резко поднимаясь и отходя к свиткам. – Я точно знаю, что его никто даже пальцем не коснулся!
– Хорошо, не выбросили, а не хотели пропускать обратно, – с удивлением она следила за тем, как настойчиво он делал вид, что увлечён наспех взятым в руки текстом.
– И кто тебе такое сказал? – снова нервно отложил он свиток. – Он сам, да? А, может, он для начала расспросил кого-нибудь о наших порядках? Ему бы рассказали, что после определённого времени во дворец никого не пропускают. Кстати, мог бы и поблагодарить, что я нарушил султанский приказ. Только благодарит пусть тебя – не был бы он твоим другом, не увидел бы больше и дворца!
– Но я-то вечером обратно проходила! Или это новые правила? Значит, если я теперь отправлюсь на прогулку и немного опоздаю, мне тоже не видать покоев и слуг?! – почти обрадовалась она.
– Нет, для тебя правила другие, – пробормотал визирь. – Для тебя вход всегда открыт.
– Зато закрыт выход, да? – саркастично посмотрела она. – Похоже, у нас с Пьером прогулка вне дворца возможна лишь одна на двоих: у него – свободный выход, у меня – свободный вход!
Она поднялась.
– Он сам виноват – столько всего уже натворил, что даже я удивляюсь, как его ещё не подстерегли за каким-нибудь углом… – попробовал остановить её Заир, но она положила рукопись на место со слишком ледяным спокойствием. – Он постоянно заходит в твои комнаты…
– Ты тоже заходишь. И султан, и слуги.
– Но служанки не хотят, чтобы их видел чужой мужчина! Он приходит и чуть ли не выламывает двери, за которыми они прячутся, чтобы скрыться от его взгляда!
Доминик удивлённо посмотрела на него. Она никак не могла понять: он действительно говорит всё это всерьёз? И если да, то почему кажется, что он что-то пытается скрыть? Как будто что-то недоговаривает, какую-то маленькую, но очень важную деталь, которая расставила бы всё по своим местам…
– То есть, говоришь, Гильберта, Пьера и меня здесь ненавидят? – повторила она настороженно.
– Твои спутники – да, они гневят многих моих собратьев! – нервно хлопнул он ладонью по столу. – А твои служанки только и мечтают тебе угодить!
– Что ж, пойду благодарить их за верность! – выходя, насмешливо кинула она, однако ж, ощущая недоумение: она сама не делала ничего, что было бы лучше поведения остальных. Наоборот, видя её, Халиб постоянно был возмущён, с султаном она тоже не нашла тем для бесед, да и остальные сановники и воины вряд ли были рады, когда она проходила мимо…
Вернувшись к себе, она мысленно продолжала сетовать на то, что не понимает теперь Заира. Впрочем, она быстро успокоилась. «Ну, не нравится им Пьер, так не нравится, что ж тут сделаешь! – решила она. – Не нравится Гильберт, который хотел убить султана, так он сам же в этом и виноват, тем более что до сих пор мечтает о мести…». Но когда разговор с Заиром отошёл на задний план, она сразу вспомнила о том, что занимало её в библиотеке. «Столько текстов, информации, мудрых изречений!.. И ничто не может помочь!..», – подумала она с тоской и снова помрачнела.
Медленные и очень ядовитые мысли потихоньку заполняли мозг, не желая оставлять её в одиночестве. Она не могла контролировать их, не могла помешать им делать своё чёрное дело, и они вновь и вновь наполняли её тоской и мучительным страхом от того, что она не может ничего изменить!..
Она могла лишь одно – присесть к столу и попытаться вылить выраженные словами чувства на бумагу, чтобы сжечь, сжечь её вместе с ними дотла!..
