«Тоскливо – так, будто луна скрылась за тучей, рьяно копившей в себе чёрную грозу, но не выплакавшую свои рыдания, потому что не было сил…», – написала она на клочке. Больше слов не было, и она сожгла его. Но этот порыв не помог: в сердце всё так же скребли когти! Нет, не кошки, а будто чьи-то костлявые пальцы раздирали его – пытаясь ли найти остатки света или разорвать в клочья?..
Конечно, все эти мысли, такие искренние и такие жестокие, не так сильно мучили бы её, будь она, как обычно, в пути. Когда перед глазами вьётся дорога, каменистая, земляная, из песка или вообще непроходимая тропка в лесах, думаешь только о том, как идти дальше, куда двигаться, где окажешься завтрашним днём… Но когда сидишь на месте, не имея возможности никуда двинуться, не имея возможности сменить пейзаж перед глазами, мысли, от которых так успешно прятался раньше, расправляют свои жестокие металлические крылья, способные поранить одним своим движением!..
По счастью, даже самые тяжёлые раны при надлежащем уходе способны быстро излечиваться, особенно если тело, которому их нанесли, молодое и сильное. И если Доминик всё больше страдала от невозможности куда-либо отправиться, то Гильберт, несмотря на недавнее падение, уверенно шёл на поправку. И вскоре он опять наблюдал в конюшне, как конюх седлает его Бедвира.
– Наконец-то! – вместо благодарности проворчал он, когда тот закончил, и, схватив поводья, вывел коня. Снаружи, у входа в конюшню, он увидел Пьера.
– Успел! – запыхался тот. – Решил тоже проехаться.
– Мог бы и поторопиться! – недовольно заметил Гильберт, поняв, что снова придётся ждать.
Бедвир будто был согласен с хозяином – он беспокойно бил копытом по земле, желая тут же отправиться в путь.
– Смотри: прямо сюда идёт! – вдруг напрягся тот.
Пьер обернулся: прямо к ним направлялся незнакомый мамлюк.
– Если скажет хоть слово, что ему что-то не нравится, тут же его прикончу! – процедил тамплиер, встречая его ненавистным взглядом.
Но тот оказался весьма дружелюбен, хоть и немного путал слова на чужом для себя языке.
– Хороший конь! – добродушно хлопнул он Бедвира по боку. – Не терпится проехаться?
– Поедем, как только второго оседлают, – ответил Пьер, видя, что это вроде хороший парень.
– А конюх, похоже, не особо торопится! – многозначительно добавил тот, мельком скосив взгляд на гнедого, который всё больше нервничал.
– Это точно! – негодующе подтвердил Гильберт, смотря куда-то в сторону, чтобы не встречаться взглядом с ненавистным сарацином.
– Прикажу ему поспешить! – ответил тот, направившись в конюшню.
– Вот и спасибо! – кинул ему вдогонку Пьер. И негромко добавил Гильберту, – а ты прикончить его хотел… Видишь – неплохой же человек!
Не прошло и нескольких минут, как араб вернулся, действительно держа за поводья выхоленную лошадь.
– Что это? – удивились они, но он махнул рукой:
– Зачем вам ждать, пока этот ленивый конюх закончит седлать?! Вот – уже оседланный конь. Между прочим, один из любимцев самого султана! – быстро добавил он, видя их недоумение.
– Конь султана?! – захохотал тамплиер. – Слушай, друг, давай-ка я его опробую? А ты вот, моего возьми!
Мамлюк изменился в лице. Гильберт, передав Пьеру поводья Бедвира, осмотрел арабского скакуна со всех сторон и восхищённо цокнул, не найдя ни одного изъяна.
Браво вставив ногу в стремя, он гордо уселся в седло, даже забыв о ране. Пьер сел на Бедвира, и, благополучно миновав открытые ворота, они отправились дальше.
Выехав и за городские ворота, они пришпорили коней. Вскоре крепостная стена осталась за их спинами, и перед ними оказался лишь простор.
Гильберт мчался, не желая останавливаться. Арабский жеребец был великолепен, он легко летел по песку, словно перо по ветру! Промчавшись вперёд, тамплиер, наконец, оглянулся, чтобы ещё раз похвастать перед Пьером своей удачей, но того рядом не было.
Он немного покружил по округе. Тот всё не появлялся. Рана, о которой тамплиер забыл, заныла с новой силой, и он повернул обратно.
Возвратившись во дворец, он понял, что не зря не стал больше ждать: Бедвир стоял у конюшни, а значит, Пьер был уже здесь.
Довольный Гильберт вернул султанского коня и напоследок даже махнул рукой стоящему неподалёку сарацину, тому самому, который так подсобил. Нервно покусывая верхнюю губу, тот что-то сосредоточенно решал, но кивнул в ответ и проводил чужеземца долгим, странным взглядом.
Вернувшись в комнаты, тамплиер пожурил Пьера за то, что тот отстал, и ещё раз похвастал своей удачей. Впрочем, тому тоже было, что рассказать… – поначалу и он с азартом бросился в эту скачку, пытаясь обогнать арабского скакуна, более привычного к бегу по песку, чем Бедвир, и потому не сразу обратил внимание на его беспокойство. Только когда гнедой попытался сбросить его с седла, Пьер вспомнил о его странном поведении ещё у конюшни. Ему едва удалось усмирить разгорячённое животное, и, спешившись, он кинулся искать причины произошедшего.
Проверяя, как осёдлан конь, не давят ли подпруги, нет ли где какой раны, он вдруг заметил у коленных чашечек Бедвира странный блеск. Чуть дотронувшись до взмыленной кожи, он сразу понял, в чём дело: палец жгло, как от множества укусов…
«Случайность?.. – задумался он и тут же ответил себе. – Такая же, как и в прошлый раз! Кто-то хочет, чтобы Гильберт покалечился…».
Зная вспыльчивый характер тамплиера, Пьер ничего не стал ему говорить, но, собираясь рассказать о случившемся Доминик, направился к её покоям. Правда, несмотря на дневное время, внутрь его не пропустили: служанки одинаково стойко игнорировали как его вежливые просьбы, так и после – несколько угрожающие ноты. Ему пришлось уйти, но ненадолго – среди его вещей была надёжно спрятана чадра, выданная ему Доминик для особых случаев, и, раздражённый тем, что снова приходится использовать такой маскарад, он вернулся к себе. Накинув её на себя и взяв в руки поднос с едой, принесённой слугами для него самого, он возвратился к её покоям.
Для служанки проход в комнаты госпожи был свободен, и он вошёл внутрь. Здесь было много других девушек, некоторые также были закрыты чадрами, и на него никто не обратил внимания. Только главная, Бухзатан, подозрительно посмотрела на вошедшую и спросила, что ей нужно, но, закрытая накидкой, та молчала, цепко держа в руках поднос и не позволяя никому его взять. Доминик вовремя увидела эту сцену и разогнала служанок, а Пьера провела в пустую комнату. Они закрыли за собой дверь, и следить Бухзатан стало не за кем.
Услышав рассказ о прогулке, Бедвире и подозрениях Пьера, Доминик помрачнела.
– Значит, опять вражда… – вздохнула она, опершись на стол. – Разве разные люди не могут жить рядом, не желая уничтожить друг друга?
– Тут ещё вот какое дело… – добавил он с сомнением, – я зашёл и проверил: мой Аселет пока в порядке, и на замену, я так понимаю, мне коня давали хорошего… Гильберт так до сих пор от него в восторге!.. Так что, может, это месть только ему одному. Или же мне готовят другую участь, и тебе тоже.
