Берта поплотнее закуталась в свой платок и убедившись, что Ланс устроился на лавке, решительно вышла за дверь.
Нет, задерживаться он здесь точно не станет. Вот только выспится…
Лансу снилась поляна виверн.
Солнечный свет дробился разноцветными брызгами, переливался радугой на чешуйчатых боках огромных ящеров. Они окружили его, смотрели внимательно, чего-то ждали. Но чего?
Самый большой самец, тот самый, что напал на Ланса, нетерпеливо ударил хвостом, чуть присел на задние лапы и взмыл в небо. Его гортанный клекот донесся сверху и вслед за ним одна за другой взлетели другие виверны. С шумом распахивались широкие крылья, ветер трепал волосы Ланса, обдавал лицо, тревожно и сладко ныло в груди.
За взрослыми стали взлетать подростки. Он узнал оранжевобрюхую тыковку Джонси, серо-стального Пепла. Вскоре на поляне остались одни малыши. Они задирали смешные круглые головы, трепыхали крылышками, нетерпеливо подпрыгивали. Но их крылья были еще слишком малы и не могли поднять детенышей в воздух.
Ланс ощутил себя таким же беспомощным. Ему безумно хотелось в небо. Подняться над вершинами старых елей, всем телом ощутить радость полета, слияние с воздушной стихией. Он может, он должен летать! Достаточно только захотеть, и за его спиной распахнутся крылья. Никогда ничего в жизни он не хотел так мучительно и страстно. И Ланс знал – это желание осуществимо.
– Иш-Шааль! – закричал он запрокидывая голову, раскинув руки.
Волна силы ударила в грудь и он запылал изнутри. Тело плавилось, готовое поменять форму, отрастить крылья, устремится в высь. Еще немного – и он будет там!
Страшная боль обрушилась на него, вышибая дух, бросая на колени. Он заперт в клетке человеческого тела, как птенец в скорлупе. Его засунули в прочную, как панцирь, безжалостно холодную оболочку, запечатали истинную силу, лишили настоящего счастья – летать! По щекам катились горячие слезы, боль раздирала все его существо.
Он закричал в отчаянии:
– За что?!
Будто его мог слышать некто, чья злая воля обрекла Ланса навечно быть человеком.
Ланс не сразу понял, что сон уже кончился. Сердце неистово колотилось о ребра, горло горело. Он бросился к столу, нашел оставленный теткой Бертой травяной отвар, жадно выпил. Немного полегчало, в голове прояснилось, но оставаться на месте он уже не мог.
За окном уже посветлело, наступило утро. Ланс вышел из дома, вдохнул холодный сырой воздух. Птичий гомон напомнил ему о судьбе обитателей этого места, а ведь он даже не удосужился спросить у Берты, как называется деревня.
– Кар-рр!
Большая ворона, в которой он узнал хозяйку дома, сидела у рассыпавшейся поленницы.
– Кар-р-р! – Жалобно повторила Берта и, склонив голову, посмотрела на Ланса.
Чего она от него хочет? Недоумевая, Ланс подошел, поднял откатившееся полено, повертел в руках.
– Кар-Кар-р! – одобрительно закричала Тётка Ворона, запрыгала возле топора.
Хочет, чтобы он наколол дров? Да, было бы правильно перед уходом помочь хозяйке в благодарность за гостеприимство.
Обращаться с топором Ланс не очень-то умел. Приходилось видеть, как Эндрис колет дрова, помогая матери. Рейнджер вполне мог сделать это и без помощи колуна, но как он сам говорил с улыбкой: "Сноровку терять не хочу", и ловко разделывал полено за поленом на аккуратные половинки. Ланс попробовал действовать так же. Выходило плохо. Топор вяз, чурбак не желал раскалываться с первого раза, Ланс с трудом наколол немного дров, отнес их в дом, сложил у печки.
Берта прыгала возле него, всячески подбадривая.
Под вышитым льняным полотенцем на столе он нашел хлеб и кусок сыра. Утолил голод и хотел уже было собираться, но неугомонная Берта снова просительно заглядывала в глаза. Работы оказалось много.
Ланс натаскал воды с реки, починил старый табурет, навесил дверь в сарае, проведал бертиных коз, в саду за домом собрал в корзины нападавшие яблоки, перетащил их в дом. К вечеру он так умаялся, что уснул сразу после ужина, который подала ему довольная Берта.
Утром он обнаружил рядом с крынкой молока кусок старой газеты, на котором неровным угловатым почерком было написано: "Пачени кришу, а патом забор. К Ивонне ни хади." Под полотенцем его ждал пяток отварных яиц, свежие картофельные лепешки, а в чугунке еще горячая каша с кусочками мяса. А на лавке лежала аккуратной стопкой его выстиранная одежда и вычищенный плащ.
Даже злиться на малограмотную тетку было неудобно. Живет одна, помочь по хозяйству некому. Ланс вздохнул и полез на крышу.
Так прошло три дня. Ланс поправил крышу, забор, научился сносно колоть дрова, кормил кур, ухаживал за бертиными козочками. И вся эта деревенская идиллия надоела ему до зеленых гремлинов. Внутри все пульсировало нетерпением – скорее убраться из Птичьей Слободки.
На следующее утро Ланс не стал читать оставленную Бертой записку, рассовал по карманам несколько яблок, запихнул в сумку кусок хлеба и направился к реке. Вдоль нее быстрее всего можно выйти к лесу, а там он надеялся что получится, как учили рейнджеры, попасть на уже знакомую тропу. Пусть он даже вернется в Мидлтон, что ж, пересидит у Ржавого, пока не найдет другой способ добраться до Тениброссы. Все лучше, чем оставаться здесь. Жизнь в птичьей деревне с каждым днем становилась все невыносимее. Ланса мучили кошмары, жажда не отступала, кожа горела так, что мокрая от пота рубаха мгновенно высыхала у него на спине.
Тетка-Ворона нагнала его у реки. Истерично орала, носилась кругами, пару раз даже клюнула в макушку. На ее вопли слетелись другие обитатели деревни, подняли галдеж. Ланс быстро шел, отмахиваясь от особо назойливых птиц, сдерживал рвущееся наружу пламя.
Он дошел до самого края деревни, впереди оставалась только мельница. На пороге стоял высокий крепкий старик, седобородый и растрепанный, весь будто припорошенный мукой, светлые глаза под тяжелыми веками пристально следили за Лансом, но никаких попыток остановить парня мельник не делал.
Ланс заторопился, до леса оставалось с десяток шагов, вот сейчас он покинет оборотней-птиц и гремлин его побери, если еще раз по доброй воле сунется в эти края!
Невидимую преграду он не заметил, но ощутил всем телом – воздух сгустился, как студень и Ланс не мог идти, не мог даже дышать. Его охватила паника. Два шага назад – и все прекратилось. Отдышавшись, Ланс попробовал снова, прошел несколько шагов в сторону и снова уперся в ту же преграду.
– Брось, парень, – окликнул его мельник. – Тебе не уйти. Ловчая Сеть не выпускает своих жертв.
– Вы так охраняете деревню? – спросил Ланс, решив что сработала защита. – Выпустите меня. Мне нужно идти.
Мельник покачал косматой головой:
– Не могу. Ты – Бертин. Ей решать, отпускать тебя или оставить в услужении дальше.
– В услужении? – Ланс не верил свои ушам. – Я ей не слуга!
