– Была там одна история… – излишне спокойно, чтобы этому поверить, начал полковник. – Потом разобрались, но под трибунал ваш Прохор едва не попал. Как раз благодаря Кротову.
– И после этого… – сделал попытку приподняться Стас.
– Сядь! – рявкнул Трубецкой, возвращая Стрельникова на место.
И хотя Андрей с замом был согласен – после таких откровений расклад по Кротову выглядел гнилым, но жизнь, она такая. В ней всякое бывает. А уж если есть кому прикрыть…
Этот момент требовал особого внимания. Особенно в свете их истории.
А полковник между тем продолжил как ни в чем не бывало:
– Вот после этого ваш Прохор ушел в имперские охранители и спас жизнь великому князю Михаилу, за что был пожалован соответствующим орденом и в связи с тяжелым ранением с почестями отправлен в отставку.
Андрей только кивнул. Эта часть боевой биографии Прохора была ему известна.
Жизнь великому князю Михаилу, биологическому отцу Анны Салтыковой и деду Александры, Прохор спас, закрыв того собой. Выжил, несмотря на серьезное ранение. И даже был признан годным к дальнейшей службе, но неожиданно попросился в отставку, отправившись лесником в императорский заказник, расположенный впритык к имению, подаренному Игнату любившей его бабкой.
И ведь все выглядело складно, но…
Просчитать, где именно осядет Игнат с дочерью, когда до него дойдет, что нормально служить ему не дадут, труда не составляло. Особенно для того, кто владел достаточной информацией.
– Но это еще не все. – Поднявшись, господин полковник дошел до стола, за которым сидел Трубецкой. Положил на него папку, до этого лежавшую рядом с ним на диване. – Я на всякий случай дал команду проверить хранившиеся в архиве слепки аур команды с теми, которые взяли во время расследования нападения на крепость.
Андрей не подскочил, но удержал себя на месте запредельным усилием воли.
Столько лет прошло…
Стоило закрыть глаза, то зарево над крепостью он видел так же ясно, как и в ту ночь. И Сашку, пришпиленную к полу металлическим штырем. И истекающую кровью Марию. И убитую Анну, недешево отдавшую свою жизнь. И каждого из тех, кто навсегда остался в той земле…
– Одно совпадение есть. – Полковник аккуратно положил папку на стол. – Жаров. Валентин Жаров, номер второй в группе.
Он вышел из кабинета, больше не сказав ни слова.
Да и к чему слова, когда понятно и без них.
Игнат. Реваз. Прохор. Он сам…
Их линии жизни оказались скручены так, что и не распутать. Только рубить.
Трубецкой уехал далеко за полночь. Обсудили они многое, но говорить о конкретике пока не приходилось. Только о предположениях.
Стас исчез еще раньше. С учетом того что Андрей практически полностью переключился на Игната и Сашку, дел у того хватало.
По-хорошему Андрею стоило отправиться спать, пока была такая возможность, вот только сознание оставалось ясным, продолжая держаться в рабочем режиме.
Сделав очередной круг по кабинету – так лучше думалось, он налил кофе и вернулся к столу, однако садиться не стал. Отпив глоток, вновь открыл оставленную полковником папку.
Пять имен. Пять судеб, чьи ниточки протянулись на территорию Афганистана…
Кротов. Жаров. Степанов. Русин. Зверев.
Район, в котором они погибли, контролировался пуштунским родом Вали Рахима, державшего ведущий в Россию наркотрафик. Он же, по результатам проведенного расследования, стоял за нападением на крепость.
После их «око за око» рода Вали Рахима в Афганистане больше не существовало.
Или им это только казалось?
Лежавший на столе планшет пискнул.
Андрей, прежде чем открыть пришедшее сообщение, бросил взгляд на часы.
Два пополуночи…
В том, что оперативный сбросил текущую сводку, он не ошибся. По всем находящимся на контроле объектам без изменений.
Это должно было успокоить. Его это не успокаивало. Уж больно нагло рвалось прошлое в их настоящее.
Сдвинув планшет в сторону, Андрей разложил по столу листы с фотографиями и краткой биографией возможных фигурантов.
Кротов… тот, из личного дела почти двадцатилетней давности, высокий, крепкий и смазливый. Жаров, в противовес командиру, среднего роста и худощавый. Но не слабый – физическая подготовка дай бог каждому. Степанов…
Стихийники в группе Степанов и Зверев. Огонь и земля.
В первые двенадцать часов после столкновения стихийные следы еще можно как-то идентифицировать – при использовании оставался вполне опознаваемый профиль. Через сутки речь шла только о самом факте применения соответствующих магем.
Если предположить, что группа в полном составе или частично перешла на сторону врага…
Предположение было паскудным, кидая тень на каждого из тех, кто в нее входил.
Магофон, сбивая с мысли, заверещал знакомой мелодией. Отставив практически еще полную чашку, Андрей взял аппарат.
– Ты почему еще спишь? – включив видеорежим, улыбнулся он Сашке.
Та сидела на кровати, по самую шею закутавшись в одеяло. Растрепанные волосы. Грустный взгляд усталых глаз. Опущенные уголки губ…
Внутри полыхнуло яростью. Дикой. Необузданной.
– Не знаю, – скорее дернула, чем пожала она плечом. – Не спится.
– А куда дела ухажера? – несмотря на желание кого-нибудь придушить, нашел он в себе силы пошутить.
– Спрятала под кроватью, – пусть и невесело, хмыкнула она. – А ты почему?
– Тоже не знаю, – рассмеялся он как можно безмятежнее. – Сижу вот думаю, как заработать побольше денег.
– Фи, как неинтересно, – поморщилась она. – И неромантично.
– Вот такой я… – тяжело вздохнул он. – Поэтому, наверное, меня женщины и не любят.
– Это кто сказал?! – тут же вскинулась она. Уже веселее. – Немедленно покажи мне их!
– Может, утром? – преданно посмотрел он на Сашку.
Улыбка и так была едва заметной, а тут совсем сползла с ее лица.
Мысленно выругавшись, Андрей, исправляя ситуацию, собрался сморозить еще какую-нибудь глупость, но Сашка качнула головой и, махнув рукой, отключилась.
Наверное, чтобы в голове окончательно все сложилось, именно этого ему и не хватало. Не ярости – четкого понимания, что за одну лишь ее слезинку он готов убивать.
Сложив бумаги в папку, Андрей бросил в ящик стола, но закрывать его не торопился. Смотрел слепо, перебирая факты, предположения, домыслы…
Прохор во время последнего их разговора сказал, что за Сашкой следит кто-то очень серьезный.
Очень хотелось скинуть все на игры Салтыкова, для которого приблудная внучка как бельмо в глазу, или Воронцова-старшего, вряд ли отказавшегося от мысли заработать на непризнанной родственнице, но ограничения, наложенные императорскими указами на родовые службы, не позволяли относить уровень их подготовки к серьезным.
