Примерно в то же время, когда Ли обсуждала создание кафедры судебной медицины в Гарварде, Ли сделала подарки своим дочерям, Фрэнсис Мартин и Марте Батчелдер, вручив им в 1934 году по 350 привилегированных акций International Harvester
[170]. Дивиденды от акций должны были приносить около 2450 долларов ежегодно, что сегодня составило бы около 44 тысяч долларов. Ли много лет тратила на дочерей наличные деньги, но посчитала, что, передав им капитал, сделает их более финансово независимыми. Помня о собственном разводе, Ли понимала, как важно женщине иметь отдельный источник дохода.
«Много лет назад, когда я только начинала свою семейную жизнь, мой отец сделал такие же подарки мне и вашему дяде Джорджу, — писала Ли дочерям. — И хотя доход, который вы будете получать, не больше, чем тот, что вы получали ранее, я на собственном опыте знаю, какой комфорт приносит обладание собственным капиталом. С гордостью, счастьем и любовью я перевожу вам эту часть моего состояния».
В 1934 году Фрэнсис Мартин с мужем удочерили девочку по имени Сюзанна. Спустя несколько месяцев 32-летняя Фрэнсис заболела пневмонией и умерла 19 июня 1935 года.
К тому моменту, как в 1932 году Маграт получил степень профессора судебной медицины, у него начался цирроз печени, к тому моменту сильно поврежденной. Был ли цирроз последствием алкоголизма, гепатита (профессионального заболевания судмедэкспертов) или хронического воздействия формальдегида, остается спорным. Одной из важных функций печени является очистка крови. Когда печень перестает работать, аммиак и другие продукты отходов накапливаются в организме. Люди, страдающие от отказа печени, часто ощущают слабость, спутанность сознания и могут терять ориентацию. Поскольку печень также влияет на свертываемость крови, цирроз повышает риск кровотечений и кровоподтеков.
Люди замечали изменения во внешности Маграта. Он выглядел куда старше своих шестидесяти, ходил шаткой походкой, кожа, казалось, свисала с его тела. Доктор Роджер Ли, терапевт, держал Фрэнсис в курсе здоровья Маграта. «Джордж был очень любезен. Когда он оставил эту фальшивую сердечность, мы очень приятно побеседовали, — писал он Ли. — Сейчас он хорошо выглядит, но я полагаю, что при этом он испытывает большую слабость»
[171].
Доктор пытался регулировать неровное расписание Маграта и частый прием алкоголя, прописывая ему барбитураты, чтобы наладить ночной сон. «По моим сведениям, Джордж не слишком изменился и сохраняет свои повадки полуночника», — сказал он Ли при другой встрече
[172].
Ли была щедра не только в отношении ее семьи, она не скупилась и на Маграта, даже помимо общего счета, который она открыла и пополняла. После выхода Маграта на пенсию Фрэнсис купила ему «Паккард», куда более просторный и комфортабельный автомобиль, чем служившая ему много лет Суффолкская Сью. Ли также оплачивала для него гараж.
Осенью 1935 года ухудшающееся здоровье Маграта вынудило его уйти с поста судмедэксперта. Он продолжил преподавать в Гарварде, пока мог, а на досуге занимался греблей и хоровым пением.
Пенсия Маграта, выделенная штатом Массачусетс, каждый год приносила ему 2250 долларов, а пенсия Гарварда за все годы его работы составила менее 150 долларов в год
[173]. Ли заявила главе медицинской школы, доктору Сидни Беруэллу, что 2400 долларов в год недостаточно. Беруэлл поговорил с Магратом и согласился, что нужно выделить еще 100 долларов в месяц, чтобы он мог поддерживать привычный стиль жизни. Ли была готова вносить 600 долларов в год, если Гарвард сделает аналогичное вложение и если ее доля будет выплачиваться Маграту через университет, «не впутывая ее» в это дело
[174]. После их беседы Беруэлл сделал заметку: «Я полагаю, следует предпринять некие шаги ради человека, который действительно посвятил много времени университету, так как он впервые начал преподавать в 1898 году и получал заметное жалование лишь около двух лет»
[175]. Гарвард согласился на необычный вариант пенсии, и Ли втайне продолжала поддерживать Маграта.
Теперь, когда Маграт проводил больше времени в Гарварде, отделению судебной медицины требовалось больше места. Ли положила глаз на несколько помещений на третьем этаже корпуса Е-1. Эти кабинеты занимала кафедра фармакологии, которой заведовал выдающийся врач, один из пионеров американской фармакологии, доктор Рейд Хант.
В частности, Ли хотела получить кабинет 307, который, по ее мнению, стал бы идеальным офисом для Маграта, а соседний 306-й кабинет подошел бы для исследований. Ли спросила декана факультета, может ли она их получить. Но Хант ни за что не хотел отдавать свои помещения. «Судебно-медицинская библиотека — это какое-то посмешище, если только не планируется создать коллекцию старых книг, демонстрирующую, какие абсурдные взгляды ранее существовали, в частности на яды, — писал Хант декану. — Я не сомневаюсь, что у доктора Маграта есть интересная коллекция медицинских случаев, некоторые из них, возможно, весьма занимательны, но он не опубликовал ни одной работы по этому поводу. Я не видел ни одной его публикации за 25 лет, и он читает студентам только шесть лекций в год»
[176].
Хант наотрез отказывался отдавать 307-й кабинет. В этой комнате хранились записи, связанные с Фармакопеей США, и лабораторное оборудование для исследований каннабиса, которые нужно было проводить в тихом, изолированном месте.
Но Ли не устроил такой ответ, и она пошла дальше — к Джеймсу Брайанту Конанту, президенту Гарвардского университета. «Мне неловко вновь обращаться к вам, ведь вы были так добры, исполнив мою предыдущую просьбу, — писала она Конанту, — но нам и правда нужна эта комната»
[177].
Конант написал Ли ответ: кабинет 307, к сожалению, недоступен. Ли молчала почти три месяца, а потом отправила Конанту записку: «После получения вашего письма, которое, конечно, меня несколько удручило, я очень долго думала о вашем решении не передавать кабинет 307 кафедре судебной медицины. И чем дольше я размышляю об этом, тем более склонна спросить, не захотите ли вы передумать»
[178].
