– Можно, возьму твое пирожное? – вскинула на него глаза Руслана. – Ты все равно не ешь.
– Бери. А хочешь, принесу еще?
– Не надо, мне этого хватит. – Последнее пирожное она ела медленно и больше наблюдала за молчаливым Болеславом. – Ты задумчивый сегодня, на себя не похож. Что-нибудь случилось?
– Да так… – не вышел из своего состояния он. – Просто меня… напрягают допросы, второй раз как-никак.
Руслана уставилась на него тем самым пристальным взглядом, который с полным основанием можно назвать подозрительным. А Болек, взглянув на нее, вдруг смутился, заерзал, дав повод ей задать прямой вопрос:
– Есть основания бояться?
– Не знаю… понимаешь, со стороны, в других историях, все видится примитивно-простым, и поражаешься: почему люди идут сложными путями? А когда сам попадаешь в нелепую, дурацкую ситуацию, которая даже не от тебя зависела… вдруг теряешься и хочешь убежать от нее. Но это не поможет, верно?
– От себя не убежишь, это так, – согласилась Руслана. – Раньше не понимала этой фразы, но все когда-то доходит до самого гипофиза.
– Правда?
Нет, Болек не поверил, что так бывает, Руслана подтвердила:
– Честное слово. Не одному тебе бывает погано, думаю, твои «случаи» – детский лепет на лужайке.
– Да? А почему ты так думаешь?
– Ты суперблагополучный мальчик, кто же рискнет сделать тебе гадость, за которую тебе же было бы… стыдно, например? И такая противная штука – тебе стыдно за чужой проступок, тебе, а не тому, кто заслуживает кары небесной. Глупо.
Болек смотрел на девушку, немного озадачившись, ее тон – тон человека, прошедшего трудную школу, но уроки ей пошли впрок. Пожалуй, сегодня он познакомился с ней по-настоящему, ее искренность сроднила его с Русланой, хотя ничего особенного она вроде как и не сказала.
– Прямо про меня все, – усмехнулся он, мотнув головой. – У тебя тоже было что-то подобное?
– Болек, ты странный, каждый человек проходит в жизни похожие моменты. Так что там у тебя случилось? Колись. Обещаю хранить в тайне твой секрет, да мне и некому передавать, здесь у меня нет друзей. Кроме тебя.
– А ты не будешь меня презирать?
– Даже так? Но ты совсем не похож на тех, кого надо презирать.
Не сразу начал Болек, он набирался смелости, самое ужасное, когда надо говорить о себе то, что самому не нравится. Но ему нужно было, он не хотел, чтобы позже Руслана случайно узнала правду и разочаровалась в нем. Болек приобрел в ней друга, которым дорожит, причем не сразу она пошла на контакт, уж лучше пусть от него услышит. Рассказ его длился недолго, много раз он вслух проговаривал события полугодовой давности, словно заранее готовился к исповеди, а сейчас просто выпалил монолог и уставился на Руслану, дескать, что думаешь, как быть мне? Но она задумчиво возила ложечкой по пустому блюдцу с остатками крема от пирожных. Болеслав разволновался:
– Может, мне следователю рассказать?
– Может быть. Не знаю. – И она подняла глаза, полные сочувствия, на него, обычно Руслана эмоций не выдает. – По идее, тебе ничего не должно прилететь, а там… надо посмотреть, есть ли подобные случаи в судебной практике и как квалифицируются. В общем, Болек, только тебе решать, что с этим делать. Но что бы ты ни решил, я по-прежнему буду хорошо относиться к тебе. Даже лучше. Правда. Ты веришь мне?
– Спасибо, верю, – улыбнулся он, чувствуя облегчение.
– Здравствуйте, Элеонора Геннадьевна.
Сначала она разговаривала через домофон, потом, когда дошло, кто приехал, сказала, что сейчас выйдет сама, так как автоматический замок не открывает дверь. И вот стояла перед ними в накинутой на голову большой шали, переводила взгляд то на Павла, то на Феликса с нескрываемым удивлением. Вид у нее изможденный, уставший, впрочем, это легко было предвидеть, да и не ждала она никого, следователей тем более. Неожиданно в ее глазах мелькнула надежда, Элеонора ожила и срывающимся голосом спросила:
– Вы… нашли их… Нашли?
– Пока нет, – разочаровал ее Павел. – Мы приехали уточнить кое-что. Разрешите нам войти?
– А это кто? – спросила она, указав глазами на Леонида.
– Тоже следователь, – ответил Терехов. – Местный.
Она отступила на пару шагов, все трое прошли во двор и приостановились, осматриваясь. По всей видимости, вечером и ночью двор сияет огнями, судя по многочисленным лампам и фонарям, дорожки выложены красной плиткой, огорожены цветники и немногочисленные деревья, выстроена застекленная беседка. Элеонора пригласила незваных гостей в дом, все поднялись по короткой лестнице и попали в прихожую.
Какую цель преследовал Павел, решившись посетить Элеонору? Имея некоторое представление об Илье, он хотел другими глазами посмотреть на мать, другими ушами послушать ее. Когда расселись в гостиной по креслам вокруг инкрустированного столика, чтобы не тянуть резину, Павел напрямую заговорил о давнишнем инциденте:
– Больше трех лет назад, почти три с половиной года, вашего сына избили… Вы должны помнить тот инцидент.
– Откуда вы знаете? – насторожилась она.
– Неважно, – оставил ее без ответа Павел. – Нас интересует, что вы, его мать, знаете. Кто избил Илью и за что?
«За что?» – это значит, ее сын виновен в чем-то таком, за что бьют с особой страстью, в ее понимании это немыслимо. После слов Терехова Элеонора дернулась, будто от тока, взяла резкий тон:
– Это были случайные парни, хотели отнять телефон и деньги.
– Вы поверили?
– А почему я должна была не верить собственному сыну?
– В полицию заявляли?
– Илюша категорически запретил. Это же не город, а бандитская клоака, молодежь дебильная, бездельники. Никаких норм, интересов, только тусовки, спиртное, девки, а кровь играет. Илюше могли отомстить за стукачество.
– А как же «зло должно быть наказано»? Вы же юрист.
– Я живу в реалиях, а не в облаках справедливости. И согласилась с Ильей, когда он убеждал, что нас могут сжечь прямо в доме, искалечить, убить…
– И вы увезли его подальше отсюда.
– Не сразу. Сначала я пригласила врача, он восстанавливал Илюшу месяц. За это время купила квартиру у вас, а потом перевезла сына, он обжился, поступил на юридический… Дальше вы знаете.
Павел покосился на Феликса, тот немигающими глазами изучал Элеонору, что уж в ней или на ней видел, неясно, но, кажется, не собирался задавать ей вопросов, которые обговаривали. Пришлось самому продолжить:
– Да, мы знаем… А вы в курсе, что ваш сын употреблял наркотики? (Ух, какие молнии она метнула из глаз в него!) Вижу, не знали, отсюда делаю простой вывод, что вы многого не знали о сыне.
– Вы что несете? – выдавила Элеонора, сдерживая гнев.
