Не сдержав эмоций, подогретых крепкими напитками, Рита в ярости бросила тарелку с закусками в Руслану, после этого провела руками по столу и смела бутылку коньяка, новую рюмку, тарелку с хлебом, вилку и вдруг…
– Рита! – рявкнул Афанасий Маркович.
Никто из женщин не заметил, когда он вошел и остановился в дверном проеме, переступив порог кухни. Рита замерла, опустив голову, а Руслана поднялась с места и ушла.
– Аня, вы свободны, – отпустил он и кухарку.
Оставшись с женой вдвоем, Афанасий Маркович сел на место Русланы, оценил, что ужин ею не доеден, отодвинул тарелку и взглянул на жену.
– Когда прекратится твоя бесовщина? – произнес он отчетливо.
Рита мотнула головой, отбрасывая непокорные волосы назад, и вместо того чтобы извиниться или пожаловаться на судьбу, вызывая жалость, она выбрала агрессивную риторику:
– А я видеть ее не могу! Не хочу! Почему она должна мелькать у меня перед… – помахала Рита перед своим носом ладонью, позабыв, как этот жест оформляется словами. – Почему не она умерла, а…
– Что ты несешь?! – застонал он.
– А то! Убери ее! Убери куда-нибудь эту уродину…
– Хватит! – стукнул ладонью по столу Афанасий Маркович, вскочив. – Хватит! Теперь слушай, что я скажу, учти, повторять не буду. Еще раз услышу или мне кто-то скажет, что ты обращаешься с Русланой как садистка, я выставлю тебя за дверь навсегда без содержания.
– Но я…
– Заткнись, дура! – гаркнул он. – Запомни главное: если мне придется выбирать между тобой и Русланой, я выберу ее. Ты услышала меня?
– Услышала, – огрызнулась Рита.
– И последнее. Если с Русланой что-нибудь когда-нибудь случится, если случайно на нее упадет сломанная ураганом ветка или кирпич с неба за сотню километров от нас, даже разбираться не буду. Я просто удавлю тебя. Усвоила?
– Прости, но ты несправедлив…
– Тебя я тоже видеть не хочу, но терплю. Терплю только в память о нашей дочери. Цени! А теперь… у тебя есть комната в этом доме, пошла вон туда. И старайся реже попадаться мне на глаза.
Он стремительно вышел и отправился в комнату Анны Харитоновны, та разрешила войти, когда он постучался, и спрятала хмурое лицо за наклоном головы. Его интересовал только один вопрос:
– Как часто такие сцены случаются, как я только что увидел и услышал на кухне? (Она молчала.) Аня, я тебя спрашиваю.
– Рита Савельевна уволит меня, если я пожалуюсь на нее.
– Аня, я хозяин в этом доме, – рассердился Афанасий Маркович. – Не Рита, а я. Это мой дом, построенный на мои деньги. Но почему-то я ничего не знаю, что в моем доме происходит! Ты-то здесь работаешь столько лет и не посчитала нужным мне сказать, что Руслану кошмарит Рита? Когда это началось?
– Как только Руслана поселилась в доме, а после смерти Дианы Рита Савельевна совсем сдала…
– Хочешь сказать, распустилась?
– Наверное… – смутилась Анна Харитоновна.
– Еще что? И не называй мою жену по отчеству. Аня, говори.
– Иногда Рита била девочку…
– Спасибо. Запомни, уволить тебя никто не может, кроме меня. И прошу тебя докладывать о выходках Риты. Ты услышала?
– Угу, как скажете.
Афанасий Маркович поднялся по лестнице на второй этаж. У комнаты Русланы прислушался – внутри было тихо, но когда Афанасий Маркович приоткрыл дверь, услышал, что она плачет, он вошел, не спрашивая разрешения.
В темноте, уткнувшись лицом в подушку, Руслана горько плакала, так плачут очень несчастные люди, хотя у нее все есть, что необходимо для жизни, и даже сверх того. Однако нет, наверное, простых и понятных вещей – семьи, любви, счастья, к сожалению, этот недостаток остро ощущался и Афанасием Марковичем при всем кажущемся благополучии. Стоило ему произнести ее имя, она села на кровати и – ни звука. Он присел рядом, обнять Руслану не посмел, но добрые слова сказать обязан и сказал, как умел:
– Она, конечно, баба дрянь, но я хочу попросить тебя быть немного великодушней, ты же умнее. Прости ее, все проходит, обиды тоже пройдут. У тебя впереди много хорошего, а у Риты все позади, у нее ничего не осталось. Но если она будет агрессивной по отношению к тебе, ты должна обо всем говорить мне, иначе Рита окончательно распустится и в злобе своей способна натворить черт знает что. Укротить ее могу только я, но для этого и знать должен все, что происходит в моем доме. Ты меня поняла? (Руслана кивнула.) Тогда отдыхай, спокойной ночи.
Афанасий Маркович ушел, плотно закрыв дверь ее комнаты, а она легла на кровать, свернувшись калачиком.
Ну и народу собралось!
Настя впервые чувствовала себя особой королевских кровей, которую встречают подданные. Цветы, шарики, улыбки, каждому нужно заглянуть в сверток – странно, что малыш при таком шуме не проснулся. Вениамин работал фотокорреспондентом, бегал вокруг и щелкал событие для истории. Последнему сверток попал папе, который взял его и понес к тестю:
– Дед, держи внука.
Ласкин растерялся, его маленькие глубоко посаженные глаза часто замигали, скуластое лицо с впалыми щеками вытянулось, Настя поддержала мужа:
– Папа, бери, пока дают подержать, а то я отберу. Это мой мальчик, я хочу сама его держать.
Он вытер ладони о куртку и осторожно взял сверток, улыбнулся:
– А зовут его как?
– Как деда Вову.
– Чего? – снова растерялся Ласкин. – Как меня, что ли?
– Да, – подтвердил Феликс. – Жена так решила, а я поддержал.
Кажется, Ласкин собрался расплакаться, Настя обняла его и чмокнула в щеку, чем и отвлекла от нахлынувших эмоций, потом забрала сверток, сказав:
– Все, никому больше не дам.
– А мне? – подала жалобный голос бабушка.
– Мама, потом, дома, – прижав сверток, сказала Настя.
Все расселись по машинам, кроме Алины, ее поймал за руку Павел:
– Дюймовочка, стой! Как насчет взлома?
– С одним я работаю, с другим Левченко, как только… так и сразу, как говорит Феликс. Ну, пустите, а то Веня без меня уедет…
Улыбнувшись, он отпустил девчонку, та побежала к машине, в то же время его окликнула Тамара:
– Павлик! Ты с нами?
– Нет, у меня полно технической работы. Вечером на ужин приеду.
– Мы тебя будем ждать.
Три машины выехали с парковки, Павел помахал им вслед, потом сел в свой автомобиль. Хорошее настроение сопровождало его всю дорогу, он включил музыку, что делает редко, но если бы знал, какой сюрприз его ждал…
Поднимаясь по лестнице, ему встретился следователь Шевкун, самое смешное и неожиданное, он обрадовался Павлу, как лучшему другу после долгой разлуки, руки раскинул, как для объятий:
