— И тебя… — Мэтт не смог сдержать отвращения, — тебя это не беспокоит?
— Мэтт, это доброкачественный процесс. Все в порядке.
— Господи. Господи. А что с плодом? Это же твой ребенок. Над ним они тоже работают? Он тоже полон… неоцитов?
— Да.
Мэтт резко вскочил. Стол пошатнулся; пустой стакан упал на пол и разбился.
Джим принялся подбирать осколки. Положил два острых куска на стол, от греха подальше.
— Я не хотел тебя расстраивать, — сказал он.
— У тебя кровь, — предупредил Мэтт.
Джим порезался. Его кровь была густой, цвета тростниковой патоки.
Вечером Мэтт зашел к Тому Киндлу.
Дежурная медсестра называла Киндла «сущим наказанием» — то есть пациентом, который доставляет уйму проблем, но без злого умысла. Киндл, много лет проживший один на склоне горы Бьюкенен, довольно быстро привыкал к новым реалиям: травме, Контакту. Мэтту казалось, что в этом его преимущество — Том не стал вдруг чужаком для всех. Он уже давно им был.
Когда Мэтт вошел, Киндл смотрел телевизор. Заметив Мэтта, он выключил звук, нажав кнопку на пульте.
— Утром притащили. Я сказал, что не хочу платить за телевидение. Ответили, что мне и не придется. Телевизор больше никто не смотрит. Я тоже несколько лет толком не смотрел. — Киндл покачал головой. — А тут включил, и ничего интересного. Одни новости.
— Когда я включал телевизор последний раз, — ответил Мэтт, — там даже новостей не показывали. По крайней мере, таких, к каким я привык. Все армии распущены, магазины никто не грабит.
— Вполне себе новости, — возразил Киндл.
— Похоже, в мире стало спокойнее.
— Срал я на это спокойствие. На кладбище успокоимся. — Киндл кивнул в сторону экрана. — А это видели?
Мэтт посмотрел на изображение. Октаэдр из нью-йоркского Центрального парка. В левом нижнем углу экрана виднелся логотип Си-эн-эн.
— Видел. — Мэтт вспомнил, как прошлой весной эти октаэдры падали с неба, черные и зловещие, и как Рэйчел с навязчивым остервенением пересматривала запись. Октаэдры напугали всех. Насколько Мэтт мог понять, они служили чем-то вроде монументов. В худшем случае — отвлекали внимание, пока шла реальная, стремительная микроскопическая война. Зачем вторгаться на Землю, когда можно вторгнуться прямо людям в кровь? Вопрос масштабов.
— Я видел эту херню уже десяток раз, — сказал Киндл. — Дело не в этом. Смотрите!
Мэтт неохотно уставился на экран. Это была запись, но совсем свежая.
Киндл сказал, что пересматривал ее весь день.
Мэтт смотрел на октаэдр, ничего не понимая. Гигантская черная фигура высотой с десятиэтажный дом каким-то образом раскрывалась.
Движение было сложно заметить даже в замедленном повторе. Нечто вроде раскручивающейся спирали, только движение было многомерным и невероятно быстрым.
Это не предвещало ничего хорошего. Сразу вспоминалось что-то быстродействующее и смертоносное: капкан, пушка, гремучая змея.
Мэтт смотрел на экран, разинув рот.
— Занятно, а? — усмехнулся Киндл.
Нет. Это было страшно. Мэтта затошнило.
Октаэдр разложился на множество мелких фигур. Камера приблизилась, и Мэтт понял, что все фигуры — одинаковые луковицы с основанием в виде усеченных конусов, размером приблизительно с человека, но точно сказать он не мог. Было непонятно, стоят они на земле или парят над ней.
— Их тысячи, — сказал Киндл. — Даже больше.
Они тронулись с места, удаляясь от исходной точки, двигаясь сквозь заросли деревьев, вдоль велосипедных дорожек. Очень напоминало необычную туристическую группу.
«Высыпали, как муравьи из муравейника», — подумал Мэтт.
— И так в каждом городе Северной Америки.
— Откуда вы знаете?
— Ведущий новостей сказал. А откуда он знает — другой вопрос.
— Что это за штуки?
— Говорят, какие-то помощники. — Киндл пожал плечами.
— Помощники?
— Так их назвали на Си-эн-эн. Я тут ни при чем, Мэттью, за что купил — за то и продаю.
Мэтт снова посмотрел на экран. Теперь «помощника» показывали крупным планом. Матово-черный объект без каких-либо отличительных черт, на вид полезный ровно настолько же, насколько дубина, двуручный меч или баллистическая ракета.
— Мэттью, присядьте, — ласково сказал Киндл. — По-моему, вам дурно.
Позже, когда шок миновал, Мэтт пересказал Киндлу слова Джима Бикса о неоцитах и возможных физиологических изменениях в человеческом теле.
Киндл задумчиво впитал информацию.
— Мэттью, вы когда-нибудь слышали термин «бревно-кормушка»?
Мэтт не слышал.
— В восьмидесятых я какое-то время работал в Канаде. Валил лес на западном берегу острова Ванкувер. Я хорошо узнал тамошние леса — их называют климаксовыми; это значит, что они уже много лет не горели. Много веков. Некоторым кедрам по восемьсот лет. Удивительные деревья. Полгода там льет не переставая, то есть местами лес умеренно дождевой. Очень густой, очень влажный. Поэтому постоянно что-то гниет. Когда падает гигантская канадская ель, кедр или, например, пихта, то не просто лежит мертвым деревом, а становится кормом. Отсюда «бревно-кормушка». Оно кормит новые деревья среди всего прочего. При гниении в стволе заводится больше организмов, чем людей на Земле. Жизнь так кипит, что бревно нагревается, становится на пять-шесть градусов теплее воздуха.
— Это очень познавательно, — перебил Мэтт, — однако…
— Дайте договорить. И почему все доктора, чтоб вас, такие нетерпеливые? Я хочу сказать, что Земля, возможно, тоже своего рода бревно-кормушка. Все кругом говорят о загрязнении воздуха, глобальном потеплении и так далее. Причитают, мол, мы убиваем Землю! Как по мне, мы уже убили ее. Она мертва. Как бревно-кормушка. В ней уже копошатся падальщики. Может, и человечество уже разлагается. Плесневеет изнутри. И вот появляются насекомые, питающиеся гнилой древесиной, потом птицы едят насекомых…
— Какая гадость, — вставил Мэтт.
— Есть немного. Но так устроена природа. Почему с планетой должно быть иначе? Эта штука в космосе, Артефакт или как там ее, октаэдры, «помощники»… — Киндл пожал плечами. — Они просто почуяли гнилое бревно, вот и все.
Рассуждения Тома не вдохновили Мэтта, и он вышел из палаты расстроенный и недовольный. На часах было уже около шести вечера — почти все послеобеденное время он потратил на просмотр ужасов по телевизору Тома Киндла. Пора возвращаться домой.
Ужин с Рэйчел. Очередное испытание.
Теперь это время суток его пугало.
Всю дорогу до дома его преследовали аналогии Киндла. Может, Земля и в самом деле была бревном-кормушкой; может, старый отшельник был прав.
