По дороге домой он обдумал слова Рэйчел и зашел на ратушную площадь.
Посреди дорожного кольца был разбит сквер с фонтаном и мемориальной доской в память основания города. Основные события битвы Уилли за флаг происходили внутри этого круглого участка солончаковой земли.
«Помощник» стоял там. Он прибыл в город по прибрежному шоссе, повернул на перекрестке с Марин-стрит, проплыл мимо офиса Мэтта в Маршалл-билдинг, над железнодорожным мостом, и устроился на лужайке в сквере.
Мэтт подошел к нему. Холодный дождь не прекращался, и Мэтт ежился, кутаясь в мокрое пальто.
Он остановился на почтительном расстоянии от «помощника». Его пугали как размеры инопланетной штуковины — добрые семь футов в высоту, — так и черная матовая поверхность, на которой дождь не оставлял следов.
Эту штуковину называли «помощником». Нелепое название, но, как казалось Мэтту, подходящее. Оно вобрало в себя всю суть тупого тоталитарного великодушия, олицетворяло символический жест бесчувственного тирана.
Поговорить с ним?
Еще чего.
Он постоял в сквере, прислушиваясь к падению дождевых капель в траву и наблюдая, как тучи ползут по склону горы Бьюкенен. Затем развернулся и побрел к машине.
— Грядут тяжелые времена, — предупредила Рэйчел спустя несколько дней. — Странники кое-что делают с нашей планетой.
Глубоко внутри Мэтта встрепенулся страх. Дело было не только в словах Рэйчел, хотя они, безусловно, пугали, но и в ее интонации. Она проговорила это спокойно, чуть ли не с радостью.
Они сидели в гостиной, глядя мимо выключенного телевизора в окно, на далекие заросли мокрых пихт в темно-зеленых зимних шубах. Еще одно дождливое декабрьское утро.
Откашлявшись, Мэтт попросил уточнить, что именно они делают.
— Чинят, — ответила Рэйчел. — Восстанавливают планету, убирают следы нашего вмешательства. За последние сто лет мы — люди — запустили процессы, которые не можем контролировать. Например, глобальное потепление. Странники перекачивают углекислый газ из атмосферы в океан. — Она повернулась к Мэтту. — Все хуже, чем мы предполагали. Если бы Странники не прилетели… в ближайшие сто-двести лет для нас всех настал бы сущий ад.
— Их волнует, что будет с Землей?
— Волнует, потому что это волнует нас.
— Даже несмотря на то, что вы улетите?
— Мы здесь родились, — ответила Рэйчел. — Это наша планета. И она не опустеет.
— Баланс восстановится, — кивнул Мэтт. — Звучит не так уж плохо.
— Нет. Но в ближайшей перспективе… Папа, я не могу объяснить все, что они делают, но в ближайшей перспективе погода может стать непредсказуемой. Могут начаться бури. Сильные.
Он кивнул в благодарность за эту, пусть и удручающую, информацию.
— Когда?
— Не знаю. Наверное, уже скоро. В конце зимы, в начале весны.
— Нас хотя бы предупредят?
— Разумеется. Для этого и нужны «помощники». Не только для этого, конечно. — Она больше не была спокойной и смотрела на него с отчаянным недовольством. — Папа, обязательно поговори с «помощником».
На ноябрьском собрании Комитета было решено отпраздновать Рождество в новом доме Тома Киндла. Гости, особенно родственники, приветствовались — даже если были контактерами. Мэтт позвал Рэйчел, но та отказалась.
Он ехал на вечеринку под холодным проливным дождем, который с минуты на минуту грозил смениться градом. На дорогах появлялось все больше зимних ям. Вдруг он окажется единственным сумасшедшим, который рискнул выйти в такую погоду? Отличная выйдет вечеринка. Но у дома уже стояло несколько машин. Киндл пригласил Мэтта внутрь, взял у него пальто и сообщил, что все десять членов Комитета в сборе, но никто, кроме них, не явился.
— Только люди. Может, это и к лучшему. Входи, Мэтт. Все приехали раньше тебя — должно быть, из-за погоды. Эбби здесь уже с двух часов дня, чертовы украшения развешивает. Вон, даже елку искусственную приволокла. Заставила меня наряжать.
— Симпатичная елка.
— Как в долбаном супермаркете. Но с Эбби спорить бесполезно.
Мэтт вспомнил, как Бьюкенен наряжался к Рождеству. Над улицами натягивали гирлянды, на фонарях развешивали сосновые ветки.
— Вон там пунш, — показал Киндл, — но не увлекайся, в программе еще индейка и несколько звонков с востока. Не хочу, чтобы кого-нибудь стошнило прямо на микрофон.
Ужин был по-настоящему праздничным. Даже Пол Джакопетти смягчился по такому случаю. Мэтт сидел между Чаком Мейкписом, без устали твердившим, что после Нового года нужно снарядить экспедицию на водоочистное предприятие и электростанцию, и Эбби Кушман, которая взяла на себя большую часть забот по приготовлению еды и постоянно сновала между столом и кухней.
Мэтт обратил внимание, что она особенно усердно ухаживает за Томом Киндлом: кладет ему порции побольше, спрашивает, нравится ли подливка, заправка, сливовый пирог. («На мой вкус, все отлично, — отвечал Киндл. — Очень вкусно, Эбби».) Мэтт вспомнил, что она замужем и воспитывает внуков, но потеряла родных после Контакта, как он потерял Рэйчел. Немудрено, что Эбби втянулась в деятельность Комитета — и увлеклась Томом Киндлом.
Ненадолго вспомнил Энни Гейтс. Они не общались несколько месяцев. Ему не хотелось говорить банальные вещи вроде «Прощай, всего хорошего, я тебя любил, пусть и в своей дурацкой манере, но теперь ты больше не человек». Лучше было молчать.
Эбби заставила Пола Джакопетти, Боба Ганиша и Бет Портер (не слишком довольную этим) помочь с мытьем посуды. Остальные собрались в гостиной; Джоуи Коммонер принялся настраивать радиостанцию, искать залетные голоса до назначенного на восемь вечера радиомоста между востоком и западом.
Киндл отвел Мэтта в сторонку:
— Ох уж эта Эбби… настоящая заноза в заднице. Уже три раза за неделю приезжала ко мне. Поболтать! А я болтать не умею. Привозит мне еду. Даже печет, Мэттью!
— Она весьма милая.
— Да, черт бы ее побрал, милая. Иначе не было бы проблемы. Она рассказывает о своей семье — они теперь почти не видятся. Ей тяжело, нужна поддержка, опора. А я простой человек. Давно не знал женского общества, если не считать редких субботних вылазок в город — да и тем после Контакта пришел конец. Поэтому вот… Эбби милая, но я не могу так с ней обойтись.
— Как?
— Я уйду. Единственный плюс старости — ты начинаешь понимать себя. Я был однажды женат, на девчушке из канадских индейцев. Продержались мы полгода. Потом она вернулась в резервацию, а я двинулся обратно через границу. Рекорд терпеливости Тома Киндла. Может, я не уеду в этом месяце или даже в следующем, но когда-нибудь — обязательно. А Эбби уже перенесла слишком много расставаний.
— Может, сказать ей об этом?
— Отличный совет. А лучше сразу дать ей палкой по темечку. Чтобы не мучилась.
