Брисеида вздохнула, достала перо и тетрадь. Она не могла перестать думать о Бенджи. У нее было припасено для него столько новых идей. Она записала первое пришедшее на ум слово – архетип, а затем попыталась придумать, как рассказать ему о своих открытиях, не раскрывая себя, в то время как Менг продолжал:
– Поскольку невозможно выявить истинных сторонников Ань Лушаня при дворе среди всех этих лицемеров и трусов, единственный способ нанести удар по его связям – это затронуть семью. Я попросил императора привести всех членов его семьи, проживающих в Чанъане, во дворец для допроса.
– А человек, которого я узнала в пагоде? Именно он держал компас в императорском зале, когда я показывала свою страну на карте.
– Я сам допрошу его завтра, – сказал Менг, подняв руку, чтобы успокоить ее, а затем продолжил: – Я также попросил отозвать две трети гарнизонов, разбросанных по южной части империи и находящихся на расстоянии двухнедельного пути, в столицу для создания прочной обороны. Император рассмотрит мои предложения и вскоре сообщит мне о своем решении.
– Разве он не доверяет тебе? – удивился Леонель.
– Его Благородная Ясность исполняет то, что внушает ему душа Праведника.
– Но поверил ли он в то, что Ань Лушань собирается устроить восстание?
– Император не обязан обсуждать свое мнение о Поднебесной, – сказал Менг, как будто его лично оскорбили. – Я думаю, что делаю все необходимое для нас, но император окружен жадными советниками, которые постоянно пытаются повлиять на его решения в угоду собственным интересам. У Сына Неба есть только душа Праведника, благодаря которой он может избежать всех этих ловушек. Если он хочет довериться мне, как всегда это делал, я должен оставаться безупречно чистым. Цитадель угрожает уничтожить величайшую из когда-либо известных империй, и я единственный, кто способен вывести императора из этой ловушки. Вот почему старик пришел ко мне. Я знаю, что мне нужно делать.
Леонель прочистил горло:
– Ты хочешь, чтобы мы остались здесь, под носом у твоего брата, который быстро расскажет о нас Элите.
– Мой брат не должен был находиться во дворце, но по причинам, не имеющим к вам никакого отношения.
– Даже если твой брат не наделал ошибок, завтра императорские ученые будут помогать в наших исследованиях. Элита внедрит в их ряды одного из своих.
– Поэтому не заходите слишком далеко в своих исследованиях. Для начала, не говорите все время о химерах. Посмотрите, куда привели нас порывы Брисеиды в мире Энея, на пути к оракулу.
– Ее порывы также привели к открытию херувимов и этажей, которые отделяют реальный мир от Мира Снов, – заметил Энндал.
– Уже поздно. Завтра будет длинный день, – отрезал Менг. – Я иду спать, и вам лучше сделать то же самое.
– Менг, – настаивал Энндал, – если Элита планирует действовать незаметно, то она может напасть уже сегодня ночью.
– Эта территория окружена стенами. Когда я дома, его единственный вход охраняют два моих солдата, которые работают со мной уже много лет. Но если вы хотите установить свою собственную сторожевую башню, то дело ваше. Спокойной ночи.
На пороге он повернулся и неоднозначно сказал:
– Император действует в согласии с душой Праведника. Он – Сын Неба.
– Менг думает, что теперь, когда он дома, все под контролем, – вполголоса сказал Леонель, наблюдая, как Менг уходит. – Все обернется бедой… В конце концов, я не знаю, что для него будет сложнее принять: то, что его Безупречный Император – один из солдат Цитадели, или то, что Сын Неба будет одурачен Элитой.
– Я могу понять Элиту, которая ждала подходящего момента, чтобы напасть на нас, – размышляла позже Брисеида, – но херувимы? В письме отца говорилось, что они сделают все, чтобы поймать меня. Почему они не остановили время, как только поняли, кто мы такие?
Энндал пожал плечами:
– Элите нет нужды уведомлять херувимов.
– Но зачем ей скрывать подобную информацию от них? – Леонель нетерпеливо потер лицо.
– Они существуют, – сказала Брисеида, пока он не успел заспорить.
– За этой эпохой должны присматривать другие херувимы, – предположил Оанко. – Те, с кем ты знакома, не могут быть везде.
Брисеиде стало легче. Действительно, маловероятно, чтобы одни и те же херувимы во все эпохи занимались всей планетой. Потребовалось бы невероятное невезение, чтобы найти их группу здесь…
У нее появилась идея.
– Я сейчас вернусь, – сказала она, вскочив на ноги.
Брисеида принесла золотую сферу Нила Кубы-младшего в главный павильон и развернула ее в центре длинного массивного дубового столика. Она положила своего маленького нефритового дракона рядом с изящной скульптурой, чтобы сравнить китайскую химеру с теми, которые, казалось, занимались своими делами на девяти дисках теории времени. Дракон оказался такого же размера, отличался изяществом и живостью исполнения.
– Вы все слышали легенду о ткачихе? – спросила она. – Это история молодого человека, влюбленного в небесную фею, как в истории о первой идее, которую рассказала нам группа сопротивленцев, прежде чем мы прибыли на площадь Времени. Фея предлагает своему возлюбленному первую идею человечества – понятие времени. Здесь же небесная фея спускает вниз шелковую нить, чтобы любимый присоединился к ней, но эта нить может представлять время.
– Только вот время не движется по прямой линии.
– Это всего лишь образ, Оанко! Легенды – это усовершенствованные символы – повторяли нам в Цитадели снова и снова. Такое совпадение не может быть случайным. Небо, которое возлюбленные пересекают, чтобы соединиться, имеет девять этажей, как теория времени Нила Куба-младшего… Представьте себе, что история ткачихи на самом деле рассказывает о прохождении химер между этажами неба!
– Как и та история, что идеи из Мира Снов попали в реальный мир?
– Именно!
– Но китайская легенда гласит, что переход открыт только сегодня, – заметил Энндал. – Если песочники правы, и Цитадель выпускает слишком много химер в реальный мир…
– То, возможно, Элита нападет сегодня ночью.
В павильоне воцарилась тяжелая тишина. Как они могли защитить себя?
– Вы слышали, о чем говорили торговцы песком в пустыне, – наконец добавила Брисеида. – Химеры путешествуют из одного мира в другой через произведения искусства. Например, через моего нефритового дракона… или картины на стене. Переход ткачихи – это не конкретное место. Легенды – это аллегории.
– Забавно, что ты готова принимать легенды в таком отношении, но не химер, – сказал Леонель. – Однако они представляют собой одно и то же: аллегории. Но я знаю, что император и его фаворитка являются горячими поклонниками ткачихи.
