– Пока не потребовала. А в один несчастный день пошлет тебя на панель.
– Убирайся, Этьен!
– Как скажешь…
– Спасибо, что заглянул.
– Ты все та же зануда.
– Стараюсь.
Нина уже жалеет, что погорячилась. Ей хочется задержать его и начать разговор с нуля. Этьен пришел предложить решение, у него были добрые намерения. Нужно, чтобы он понял: она останется в приюте, с Лили.
– Я кое-кого встретил, – сообщает он с порога.
– Желаю счастья.
– Звони в любой момент… Номер прежний…
– Я не включаю телефон.
Они обмениваются последним взглядом. Нина касается ладонью его щеки, он целует ей пальцы.
* * *
Этьен идет вдоль отсеков псарни. Двое молодых людей смывают шлангами грязь, волонтерка пристегивает поводок к ошейнику метиски колли и ведет ее гулять. На табличке, прикрепленной к решетке, записаны данные постояльца: ДЕББИ; ПОРОДА ОХОТНИЧЬЯ, СМЕШАННАЯ; СУКА, СТЕРИЛИЗОВАНА. Род. в 1999-м, В ПРИЮТЕ С 2001-го. Две другие собаки лают, виляя хвостами.
Лили окликает Этьена из своего кабинета:
– Видели Нину?
– Да.
– Она сказала, что ей страшно?
– Да.
– Вы ее друг Этьен?
– Да.
– Легавый?
– Угу…
– Сможете остановить психа?
– Нет.
– Решили дождаться, когда он ее убьет?
– Не вам мне приказывать, мадам. Я знаю, кем вы были и чем занимались.
– Это только мое дело, молодой человек.
Он сразу пожалел о сказанном, вина не на нем и не на этой несчастной, но доброй тетке.
– Извините…
– Принимается. Проехали…
– …
– Нина хорошая малышка. Когда мы встретились, она была самым жалким созданием на свете. Не стойте столбом, заходите и выпейте чашку кофе на дорожку.
Этьен подчиняется, садится в раздолбанное кресло напротив хозяйки приюта, она убирает бумаги, ставит на стол две кружки с дымящимся напитком. Элиана Фолон одета в зеленые нейлоновые брюки и длинный свитер с желтыми и розовыми помпончиками. Волосы убраны назад и скручены в фантазийный пучок большой черной заколкой.
– Вы читали мое дело? – спрашивает она.
– Конечно. Вас обвиняли в покушении на убийство.
– Он был грязным подонком.
– Я вас не сужу.
– Еще как судите, мой милый! Вы позволили себе прокурорский тон…
– …
– Но я вас простила.
– Как вы попали в это странное место? – интересуется Этьен.
– Я освободилась десять лет назад. Надзирающий офицер – мой куратор – нашел мне работу в Ла-Комели. Место уборщицы на заводе «Магеллан». Потом случилась одна история с собакой, я познакомилась с бывшей директрисой и через какое-то время сменила ее на боевом посту. Коротко говоря, собаки спасли мне жизнь. Теперь я их спасаю.
– Почему вы помогаете Нине?
– Она напоминает одну малышку из моей прошлой жизни. Ее выручить из беды я не сумела, сутенер меня опередил. Всегда замечаю страх в глазах девушек, Нина не исключение.
Этьен сжимает кулаки, до крови ранит ногтями ладони. Он ничего не знал… Тот еще друг, одно название, а не друг.
– Кого вы хотели укокошить?
– Моего любовника.
Ответ Лили удивил Этьена, он думал, она скажет: «Моего сутенера…» или «Моего сожителя». Женщина весело хохочет.
– Ну и рожа у вас! Я пошутила. Он был грязный тип. Однажды утром мы полаялись, мне не понравились его слова и слишком увесистая затрещина, и я пустила ему кровь. Он, слава богу, не подох, но шрам остался шикарный. От судьбы он не ушел, поймал от кого-то шальную пулю. «Оказался не в том месте не в то время», – скажете вы, а я возражу: «Добрый Боженька выбрал именно то место и тот момент, чтобы выдворить его со сцены».
82
29 декабря 2017
Мы сидим, обняв колени, на солнечной стороне парома, плывущего в Палермо. Этьен слева, Нина в центре, я справа. Воздух теплый, море наблюдает за нами. Устроились мы удобно, прислонились к бортовому лееру и созерцаем.
– Сто лет назад была Первая мировая война. Шла с 1914-го по 1918-й.
– С ума сойти, Нина, твоя голова по-прежнему полна всяких… всякого. Ты не меняешься, и я от тебя тащусь, как говорит мой сын. С чего ты вдруг задумалась о войне?
Нина улыбается и приоткрывает один глаз.
– Сама не знаю. Траншеи, прошедшее время… Когда мы перестали праздновать вместе наши дни рождения, оно вдруг стало тянуться бесконечно медленно. У меня в голове впервые наступила тишина. Когда-то мы всё обсуждали, а потом вдруг – бац! – и ничего.
– Я никогда не запоминал даты, – говорит Этьен и закуривает.
Нина умирает от желания отнять у него сигарету, задуть огонек зажигалки, но не решается.
Я, как обычно, молчу, и мне хорошо. Они не спросят почему, так повелось с незапамятных времен.
– Зачем вы потащились со мной? Почему делаете все это для меня? – спрашивает Этьен. – Я всегда вел с вами обоими нечестную игру.
– Нечестную?! – восклицает Нина. – А как же твой визит в приют 2 января 2003-го? Не знаю, что ты сделал и что произошло, но оно произошло!
– О чем это вы? – удивляюсь я.
– О том дне, когда я тебе звонил, – объясняет Этьен. – Ты был в Кальяри с моей сестрой. Помнишь?
– Как такое забыть? Мы тогда разговаривали в последний раз.
– Так вы в тот день общались?! – Нина всплескивает руками, прикрывает ладонями рот, как маленькая девочка.
Я улыбаюсь и не произношу ни слова.
Этьен закрывает глаза, вытягивает ноги.
Он вспоминает, как Элиана Фолон зыркнула на него зелеными глазами, дав понять, что следует поскорее заняться Эмманюэлем Дамаммом, чтобы к Нине вернулось хоть какое-то подобие нормальной жизни.
Уйдя из приюта, он зачем-то позвонил Адриену, и тот сразу снял трубку.
– Я был уверен, что ты сменил номер… – удивляется Этьен.
Они ни разу не виделись после жесткой ссоры в пивной «Лотарингия».
– Зачем? Никто, кроме Луизы и моего издателя, не пытается со мной связаться.
– Я подумал, что мне ты точно не ответишь… – сокрушается Этьен.
– Ты мог позвонить только по поводу Нины. У тебя есть новости, да?
– Да. Я ее видел. Живьем.
