– Бред сивой кобылы!
Длинный Кулак обернулся к Хуутсуу:
– Может быть, ты постараешься просветить нашего гостя?
Та кивнула:
– Вы поклоняетесь слабому богу и потому слабы. Каждый народ имеет такого бога, какого заслуживает.
Как будто это что-то объясняло!
– Мы поклоняемся цивилизованным богам, – возразил Валин. – Я изучал историю вашего культа. Он кровавый и варварский. Зверский.
– Цивилизация! – Длинный Кулак протянул руку, как бы взвешивая слова Валина на ладони. – Варварство… Вы, как лошади в шорах, видите только то, что называет ваш язык. Опасно так доверяться словам.
– Слова обозначают конкретные вещи, – ответил Валин. – Закон, процветание, мир.
– Опять слова, – с усмешкой покачал головой вождь. – Они еще больше все запутывают. Вспомни ваш закон – он же должен служить щитом для слабых?
– В этом его смысл. Мы защищаем тех, кто нуждается в защите.
– Малые дети нуждаются в защите, – терпеливо разъяснил Длинный Кулак. – Но не взрослые мужчины и женщины. Защищать их, навязывать им свое покровительство, думать, что они его желают или в нем нуждаются, – значит лишать их достоинства. Ты назвал нас дикарями, ты сказал, что мы подобны зверям. А я скажу, что это вы с вашим законом и процветанием превращаете мужчин в свиней и женщин в скотину, подчиняя их своей трусливой покорности. Квина научит их поднимать глаза, наполнит благородством их сердца.
– Вижу я благородство Квины.
В поисках доводов в свою пользу Валин указал на согбенные фигуры ургулов. Этот вождь, как бы он ни презирал слова, крутил ими, словно привычным оружием, извращал смысл и подменял контекст, вынуждая Валина переходить от нападения к защите.
– Прекрасный вид – если смотреть с носилок, а не из-под них.
– Ты, – проговорил вождь, распахивая накидку на груди, – конечно, не думаешь, что я оказываю другим почести, которых лишаю себя самого?
Валин сдержал дрожь. Белая кожа была изрезана сотнями линий, словно на плечи ургулу набросили плащ, сплетенный из блестящих рубцов. Ближе к подмышкам мышцы вспучились от заживших проколов – такие раны оставляет копье. Шаман, проследив за взглядом Валина, кивнул:
– Вот сюда… – он коснулся пальцем одного из рубцов, – и сюда воткнули крючья. Целый месяц я провисел на стальных подвесах, а все племя – мужчины, женщины и даже дети – сходилось резать ножами мою плоть, разделяя мое жертвоприношение.
Валин не верил своим ушам. Возможно ли такое? Почти невозможно. Почти. Если ножи не затронули артерий, если шаману давали пить, если кровь из ран временами останавливали, он мог выжить. Откуда-то ведь взялись эти шрамы? Валин вообразил себя висящим на крючьях, как распяленный для забоя зверь: полосами отслаивается кожа, в ранах кишат мухи, язык так распух под степным солнцем, что воздух едва проходит в глотку…
– Ты выжил, – заключил он.
– Ну конечно, – ответил, запахивая бизонью шкуру, Длинный Кулак. – Я приносил жертву Квине, а не Вакари.
– Вакари?
– Бог трусов, повелитель могил.
Валин впервые слышал, как Ананшаэля называют богом трусов, но ему было не до богословских диспутов.
– Чего ты хочешь? – спросил он. – Зачем твои люди связали нас и волокли через всю степь?
Длинный Кулак вглядывался в бегущие облака, словно ветер должен был принести ему ответ.
– Чего я хочу? – протянул он. – Пожалуй, хочу понять, кому помочь, а кого уничтожить.
– Готов сотрудничать. – Балендин выступил вперед и умудрился со связанными руками отвесить неловкий поклон.
Длинный Кулак смерил лича взглядом:
– Валина я узнал по глазам и описанию его отца.
Валин вскинулся на это упоминание Санлитуна, но Длинный Кулак как ни в чем не бывало продолжал:
– Хуутсуу сообщила мне, что с принцем его воины…
– Не только, – вмешалась Пирр.
Некоторое время вождь разглядывал убийцу, а потом, словно та и не открывала рта, отвернулся к Балендину:
– Однако тебя взяли отдельно от них.
Лич передернул плечами:
– Я из другого крыла. Все мы кеттрал.
– Ты говенный предатель, – сплюнула Гвенна, протискиваясь вперед.
Глянув на Балендина так, словно примеривалась к удару, она обратилась к Длинному Кулаку:
– Убей его. Ты не можешь без конца опаивать его снадобьями, а если он оправится, не раз пожелаешь, чтобы Хал забрал его.
– Я не желаю, а молюсь. И молюсь не Халу, – возразил Длинный Кулак. – И я не убиваю людей, пока не пойму, могут ли они пригодиться.
– О, – улыбнулся Балендин, – поверь, я могу пригодиться.
Длинный Кулак только кивнул, уделив ему еще один взгляд, а потом пальцем дал знак кому-то из стоявших за спинами пленных. Совсем юная, едва ли старше Валина, ксаабе подбежала к нему с деревянной трубкой. Вложив трубку в руку шамана, она, пятясь, отступила. Длинный Кулак с силой затянулся, выждал мгновение и выдохнул, скрыв лицо за облачком дыма.
– У меня есть вопросы, – наконец промолвил он.
– Подавись ты своими вопросами! – выпалил Лейт и сплюнул шаману под ноги.
Выдохнув еще одну струю дыма, Длинный Кулак сквозь серое облако уставился на пилота:
– Еще раз позволишь себе так со мной заговорить, отрежу язык.
Он произносил слова спокойно и буднично, как если бы обсуждал новую тетиву или утренний дождик.
Лейт готов был огрызнуться, но Валин поспешил первым нарушить повисшее молчание:
– Какие вопросы?
– Первый… – Шаман поднял палец. – Что вы делали в моей степи?
Этого вопроса Валин ждал, но отвечать следовало осторожно. Балендин, возможно, ничего не знал о Блохе, Ассаре и кента, и снабжать его дополнительными сведениями Валин не собирался.
– Моему крылу пришлось спуститься после боя в горах.
Длинный Кулак взглянул на Хуутсуу. Та кивнула.
– Бой… – задумчиво повторил он. – Вы убили монахов?
Валин заморгал. Он не ожидал, что шаман знает об Ашк-лане, но, с другой стороны, с кем-то же монахи торговали? Ему помнилось, что до гибели монастыря восточные племена ургулов бывали там частыми гостями. Главный вопрос – как относился к монахам Длинный Кулак? О многом говорил тот факт, что стоявший на восточной границе степи монастырь так долго оставался цел. Валин перевел дыхание и решился:
– Нет. Мы убили тех, кто убил монахов. – Он презрительно кивнул на Балендина. – Его крыло. И других.
Длинный Кулак поднял брови:
– Своих? Вы убивали других аннурцев?
– Изменников, – поправил Валин, в гневе на предателей забыв страх и осторожность.
