– Должен заметить, – заговорил Балендин, когда ремни на остальных были разрезаны, – что я все еще связан. Надеюсь, по недосмотру.
Длинный Кулак обратил к нему взгляд терпеливой кошки:
– Надейся, конечно, если это тебе поможет. Я же напомню, что ты уже признался в покушении на своего императора.
Балендин украдкой облизнул губы, бросил, словно в поисках поддержки, взгляд на Валина, но тот только улыбнулся. Он не понимал, что происходит, что за игру ведет Длинный Кулак, но впервые за долгие недели ему дали свободу – дал тот, от кого он ждал пыток и смерти, а Балендин остался связан и смердел страхом и отчаянием. Валин позволил себе минутку упиваться этим чувством.
– Не хочешь ли поподробней рассказать, как пытался убить моего брата? – предложил он.
– Да, – кивнул Длинный Кулак, – расскажи.
– Что вы хотите услышать? – настороженно отозвался Балендин.
Вождь широко развел руками, приглашая к рассказу:
– Кто послал вас убить императора?
Лич снова покачал головой:
– Долгая история.
– Ты можешь поделиться ей сейчас, – охотно заметил Длинный Кулак, – или когда я сожму в кулаке твое замирающее сердце.
– Давай, – поторопил Валин. – Ты уже обратился против империи и своего ордена. Одно лишнее предательство не слишком отяготит твою совесть.
– Дело не в совести. – Балендин отвечал Валину, не спуская глаз с Длинного Кулака. – Тут вопрос практический. Пока у меня есть секреты, я жив.
– Жизнь может оказаться не такой уж желанной, когда вся превратится в боль, – заметил Длинный Кулак. – Ты ведь знаешь мой народ? Ты понял, что мы умеем вырезать сердце, не повредив питающих его жил? Дважды в год мы выступаем почтить Квину: данники несут в руках собственные сердца. Я могу оделить тебя болью так, что ты не сможешь бежать в смерть.
Он одним пальцем сделал знак Хуутсуу:
– Покажи ему.
Женщина шагнула вперед. Нож, которым она перерезала путы, все еще был у нее в руке.
– Начни с мизинца, – велел шаман.
Балендин шагнул назад, но стоявшие за спиной таабе и ксаабе схватили его за плечи и локти, удержали, когда Хуутсуу крепко взяла лича за руку и приставила лезвие к костяшке пальца. В Гнезде Валину доводилось резать кур и свиней – в порядке изучения анатомии, – и он помнил, как легко рассекаются жилы, если нащупать просвет между костями. Хуутсуу не утрудила себя поисками просвета. Она довольно быстро отогнула стиснутый вместе со всем кулаком мизинец и принялась за дело. Пока резала ткани, лич корчился и бранился, потом она целую вечность пилила кость, и наконец нож, словно сам собой, пересек сухожилие.
Балендин обмяк в руках стражей, а она подняла палец вверх, к солнцу, разглядывая, как редкостное растение.
– Убью, – выдохнул Балендин. – Убью, на хрен.
Хуутсуу нахмурилась и обратилась к вождю:
– Еще один палец?
Шаман покачал головой:
– Думаю, пока не надо. – Он обернулся к Балендину. – Я вполне готов разобрать тебя сустав за суставом. Это станет великим жертвоприношением Квине. Если же я сохраню тебя целиком, то только потому, что целый ты сумеешь рассказать то, чего не скажут твои куски. И я снова спрашиваю в надежде на ответ: кто послал тебя убить императора?
Балендин помолчал, глядя на хлещущую из обрубка кровь, и сплюнул:
– Ран ил Торнья.
Валин решил, что ослышался.
– Ил Торнья кенаранг, – заговорил он, немного опомнившись. – Его назначил на этот пост мой отец. Императора убил верховный жрец Интарры – Уиниан.
Балендин наградил его презрительным взглядом:
– Дурень, Уиниана подставил ил Торнья. Уж не поверил ли ты, что святоша, поцелуй его Кент, сумел обставить эдолийскую стражу?
– Эдолийская стража в последнее время показала себя в нелучшем свете, – возразил Валин, силясь осмыслить услышанное. – Напомнить тебе нашу встречу с Мисийей Утом в Костистых горах?
– Они потому и оказались в Костистых горах, что ил Торнья им доверял. Верных твоему братцу он послать не мог – те отказались бы убивать. Вот тебе еще один намек, если ты понимаешь намеки. Эдолийская гвардия не подчинялась Уиниану. Он не мог никуда послать Ута.
– И вас, – медленно осознавая масштаб измены, проговорил Валин. – Кеттрал подчиняются ил Торнье.
– А все же непонятно, – хмурясь, проговорил Талал, – зачем было посылать Юрла и Балендина, когда он мог послать Фейна или Шалиль? Или Блоху?
Лич на такую глупость только головой покачал. Презрение пробивалось даже сквозь судороги боли.
– Да потому, что Блоха и Шалиль служат императору. Ил Торнье нужна была свежая кровь, новое крыло, верное ему, и только ему.
– Верность… – сплюнул Валин. – В твоих устах мерзко звучит.
– Ты сам спросил! – рявкнул Балендин. – Ты и твой новый ургульский союзничек!
Длинный Кулак поднял палец – все замолчали.
– Зачем вашему военачальнику понадобилось убивать императора? Чего он хотел?
– Как все, – натужно выдавил Балендин. – Власти. Высшей власти. Император мертв, жреца все считают его убийцей…
– А теперь и жрец мертв, – подытожил Длинный Кулак.
– Суд уже окончен? – удивился Валин.
По его последним сведениям, Уиниан еще был в тюрьме. Конечно, эти сведения на месяц устарели…
Длинный Кулак кивнул:
– Принцесса, твоя сестра. Она его сожгла.
– Нет, – мотнул головой Валин: понятно, у шамана извращенные понятия об имперском правосудии. – Адер никого не могла сжечь. В Аннуре даже изменников судят по закону. Если Уиниана казнили, так только после осуждения Семеркой Сидящих.
– Жрец мертв, – пожал плечами вождь. – Сгорел заживо.
– А тебе это откуда известно?
– У меня есть глаза в городе.
Валин помолчал. Шпионы у ургулов? Сколько он знал, кочевники презирали порядок, знать не хотели ни стратегии, ни политики. Вершиной их организации был собранный для набега отряд. Но Длинный Кулак не укладывался в эти представления. Он сумел объединить ургулов, то есть смотрел дальше – или глубже – других вождей. Возможно, он и в этом раздвинул границы обычая и традиций. Так или иначе, Валин, с тех пор как оставил Острова, не получал известий из Аннура. Даже смутные сведения шамана лучше, чем ничего.
– Где сейчас Адер?
– Пропала, – ответил Длинный Кулак.
– Видал, как все складывается? – буркнул Балендин. – Мне на слово можешь не верить, суди сам. Ил Торнья убил твоего отца, потом сестру. Мне приказал убить тебя, а Уту с Адивом – позаботиться о Кадене.
– Если за всем этим стоит ил Торнья, – задумался Валин, – почему он еще не у власти? Почему не провозгласил себя императором?
