Через неделю после смерти Виельгорской ее нашел нотариус и пригласил на оглашение завещания. Марфа удивилась, но пошла и там, в нотариальной конторе, узнала, что все свое имущество, движимое и недвижимое, Анна Андреевна Виельгорская завещала ей.
Честно говоря, Марфа даже не сразу поняла, что это значит. Нотариус со странным и непонятным именем Сроел подробно объяснил, что ей завещана квартира со всем скарбом. Более ничего за гражданкой Виельгорской не значится.
– Вступить в наследство вы сможете лишь по истечении полугода, но… – тут Сроел пригнулся пониже, – я лично сильно посоветовал бы вам въехать в оную квартиру незамедлительно.
– Почему? – так же низко пригнувшись, шепотом спросила Марфа.
– О-о-о! – ответил нотариус и поднял глаза к потолку.
Что означало это значительное «о», Марфа так и не поняла, потому что в кабинет зашли какие-то люди, и Сроел тут же уткнулся в бумаги.
Она вышла от нотариуса с твердым намерением никуда не въезжать, пока не станет владелицей официально, но вечером ей позвонила испуганная ее долгим молчанием Лариска и, обозвав непроходимой дурой, велела завтра же перевезти в квартиру Анны Андреевны свои вещи, поменять замки и вставить на окна решетки.
Вдруг чего-то испугавшись, Марфа сделала все, как приказала Лариска.
Кроме решеток.
Когда она сообщила о перемене места жительства Володе, тот так обрадовался, что предложил сразу же справить новоселье.
– С ума сошел! Какое новоселье?
– А что такого? – не понял Володя.
– Как что? Анну Андреевну только похоронили, а мы уже пляшем!
– А… ну да. Тогда отметим твой переезд в узком кругу – ты и я. Я жутко соскучился по тебе, Зая! Посидим тихо, а потом так же тихо ляжем в постель. Обещаю, что не стану доводить тебя до безумия. Никто ничего не услышит. Согласна?
Марфа уверила любимого, что согласна, но почувствовала, что Володин цинизм ей неприятен. Она сама, как все журналисты, была довольно беззастенчива, но на этот раз речь шла о близком человеке. Володя это знал и все равно демонстрировал полное равнодушие. Может быть, все дело в том, что они с Анной Андреевной не были знакомы? А кстати, почему она их не познакомила? Собиралась, собиралась, да так и не собралась. Нет, не так. Каждый раз, когда предоставлялась возможность, Володя оказывался на совещании, в командировке, на объекте. Он на самом деле был крайне занятым человеком, в этом его винить нельзя. Возможно, она сама не была достаточно настойчива. Интересно почему?
Долго раздумывать над этим не пришлось, потому что не успела она закончить разговор с Володей, как заявилась Лариска.
Полчаса назад она звонила, чтобы сообщить, что зависает в одном интересном месте, и тут вдруг нарисовалась на пороге. Впрочем, Марфа всегда изумлялась тому, что ее подруга, несмотря на свои девяносто семь килограммов, умела на редкость стремительно перемещаться в пространстве. Как Фигаро, который, как известно, умудрялся быть здесь и там одновременно.
Лариска влетела в квартиру, обнюхала все уголки и хлопнулась на старый кожаный диван.
– Ничего халупа, – сделала она вывод. – Твоему любовнику понравится. Не надо мотаться в Пушкин. Теперь ты всегда будешь к его услугам. Можно даже в обеденный перерыв все успеть.
По неизвестной причине Лариска терпеть не могла Мышляева. Впрочем, Марфа была уверена, что подруга просто ревнует ее к ухажеру.
– Ладно тебе, Лариска. Лучше поведай, где ты там зависала?
Поиграв бровями, как любила делать, когда предстояло что-то суперинтригующее, подруга начала рассказывать о своих приключениях в обществе двух крутых мужичков. Марфа, улыбаясь, кивала, но слушала вполуха, пытаясь понять, почему у нее вдруг испортилось настроение. Неужели из-за Ларискиных слов?
В конце концов та заметила, что подруга «какая-то жухлая». Марфа ухватилась за слова и объявила, что у нее дико болит живот.
– Месячные, что ли? – поинтересовалась Лариска.
– Ага.
– Так радуйся! Значит, не беременная! Не хватало только родить от твоего Мышляева!
– Захочу – и рожу! – разозлилась Марфа. – Тебя спрашивать не стану!
– Вот и напрасно! Я бы отговорила!
– Потому и не стану! Мне твое мнение по данному вопросу неинтересно!
Лариска фыркнула и быстренько собралась на выход. Удерживать ее Марфа не стала. Лариска вообще не могла долго обижаться. Завтра позвонит как ни в чем не бывало.
– А твой Мышляев все равно мутный тип! – скороговоркой выпалила подруга на прощание и мышкой шмыгнула за дверь.
Ну что за день такой сегодня! Все ее огорчают! И, главное, пожаловаться некому! Анны Андреевны нет рядом.
Марфа легла на диванчик в гостиной, на котором спала, когда оставалась ночевать. Хотелось просто полежать в тишине. Перемалывать то, что услышала и узнала сегодня, совершенно не было сил. Она все воспринимает обостренно оттого, что расстроена. Завтра все покажется иным, не таким острым, не столь важным.
Полежать ей не дали. То ли Володя действительно соскучился, то ли случайно оказался неподалеку, но через сорок минут он уже позвонил в дверь.
Когда он зашел, такой свежий, легкий и радостный, Марфа поняла, как сильно любимый человек был ей нужен, и крепко обняла. Рассмеявшись, без долгих разговоров, не успев даже толком рассмотреть квартиру, Володя потащил ее в постель.
Марфа отвечала на ласки, но расслабиться никак не могла. Наверное, просто непривычно было заниматься любовью в чужом доме. Хотя дом теперь принадлежит ей.
Тогда почему так тошно?
Тимоша
Главный редактор издательства носил славное русское имя Тимофей и отчество Данилович. Фамилия тоже не подкачала – Потешкин. Тот, кто видел его впервые, сразу впадал в ступор от явного диссонанса. Ни у кого не укладывалось в голове, как человек, который, по идее, должен зваться Ашотом Саркисяном, мог быть Тимофеем Потешкиным. Классическая армянская внешность, венцом которой был, конечно же, нос, никак не коррелировала с простодушным славянским именем.
Ларчик, как обычно, открывался просто. Однажды в один из детских домов Ленинградской области подкинули ребенка. На вид двухмесячного. Мальчик был лыс, пузат и горласт. Все решили, что он сильно похож на их директора – Тимофея Даниловича Потешкина. Просто один в один. С легкой руки коллектива малыша зарегистрировали под этим именем. Сам директор на тот момент находился в очередном, честно заработанном отпуске, поэтому проказе воспрепятствовать не мог, что было, как оказалось, к лучшему. Получив в качестве воспитанника полного тезку, директор считал себя ответственным за его судьбу. Тимофей-младший получил отличное воспитание и приличное образование. Некоторые непосвященные даже считали, что мальчик в самом деле директорский сын, так много сил тот тратил на ребенка. Правда, со временем разговоры прекратились. Уж больно специфическим оказался облик мальчика.
