Я вздыхаю, но старательно подыгрываю:
— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю!
— Потому что, — с ухмылкой продолжает вождь кикими, — я никогда не видел, чтобы ты на чем-то наваривался.
— Скорее всего, никогда и не увидишь, — подхватывает Калико.
«Вот и славно, — думаю я. — Пускай подкалывают, нам всем это пойдет только на пользу».
Но тут улыбку с моей подруги как рукой снимает.
— Так мы сграбастаем только Сэмми или еще и его богатенького белого охотника в придачу?
— Только Сэмми, — опережает меня Рувим. — Без него ни один толстосум тут не оказался бы. Если утрясем с Сэмми, больше они в наших краях и носу не покажут.
— Хорошо, — кивает Калико. — Значит, договорились. Кто-нибудь хочет перекусить, прежде чем мы займемся делом?
— Мне вполне хватит буррито да воды, — отвечает Рувим.
Я раскрываю рот, но Калико вскидывает руку:
— Не беспокойся, твои вкусы я знаю.
И с этими словами она делает шаг и исчезает, остаемся мы с Рувимом да колючий кустарник.
— Как, черт побери, она это делает? — не выдерживаю я.
— Это способность майнаво, — пускается в объяснения вождь. — Некоторые могут покрывать огромные расстояния, перемещаясь между мирами, — если только отправляются туда, где бывали раньше. В противном случае им необходимо проявлять осторожность, в особенности если путь лежит из известного мира в земли, где все по-другому. Например, при переходе с верхнего этажа небоскреба куда-нибудь сюда можно пролететь все двадцать, а то и шестьдесят этажей и только потом оказаться на земле. Штука, полагаю, не очень приятная.
Какое-то время я изучаю его, затем отворачиваюсь, отдаваясь успокаивающей магии простора пустыни и холмов.
— Что? — недоумевает Рувим.
Я снова поворачиваюсь к нему, и он выговаривает:
— Вот только не надо винить гонца. Это же не я надоумил тебя переехать в Расписные земли и замутить с женщиной-майнаво. Я пытаюсь тебе рассказать разные важные вещи, немножко подучить.
Я вздыхаю:
— Два дня назад, когда все было проще, жизнь мне нравилась куда больше. Черт, не надо было мне связываться с той девчонкой…
— Как будто ты хоть раз отвернулся от нуждающегося в помощи.
— Я вовсе не какой-то там сраный святой.
— Вот в этом я с тобой согласен, — Рувим выдает хищную усмешку. Затем продолжает: — Стив, да брось ты. Ты же знаешь присказку Тетушек: можешь сколько угодно притворяться, будто у тебя нет проблем, но от этого они сами собой не решатся.
По правде говоря, ни разу не слышал такого ни от одной из Тетушек, но все равно киваю — с поговоркой не поспоришь. Немного помолчав, спрашиваю:
— А почему ты так не можешь?
— Чего не могу? Мотаться между мирами по своему желанию?
Я киваю.
— Мы же не майнаво. Псовые братцы — это особенность племени. Их способность менять обличье и наша — две совершенно разные вещи.
— Не понимаю.
— Это и не надо понимать. Просто прими как есть.
— Ладно, — пожимаю я плечами. — Скажи мне тогда вот что. В твоей своре бегают и женщины — почему же вы называетесь псовыми братцами?
— Да, так оно и есть, — соглашается Рувим. — И у меня нет никаких объяснений на этот счет. И прежде чем ты с высот политкорректности обольешь меня презрением, я признаюсь — да, я понимаю, что название сексистское. Но никто вроде не горит желанием его изменить. С байками про женщин-ланей та же история — мол, они стараются заманить пятипалых в меняющиеся земли, — но ведь их мужчины-олени любят секс и хорошеньких девчонок ничуть не меньше, — он опять ухмыляется. — Никаких намеков.
— Так со мной это и произошло? Меня заманили в иной мир?
— А сам что думаешь?
— Думаю, все было совсем не так.
— Вот и я о том же. В Калико, конечно, есть кое-что от антилопы, но она вовсе не женщина-лань. На самом деле она трикстер.
Именно в этот момент предмет нашей беседы возвращается из командировки. В руках у Калико два бумажных пакета, на одном из них снизу расползается жирное пятно.
— Знаете, невежливо говорить о леди за ее спиной.
— Но мы ведь только хорошее, — оправдывается Рувим. — Неужто и этого нельзя?
Калико кидает ему пропитанный жиром пакет — вожак псовых братцев ловит его, открывает и раздает буррито. В другом пакете оказываются бутылки с водой, и каждый получает по одной. Мы рассаживаемся среди кустов и набрасываемся на еду.
— Я поспрашивала насчет Сэмми, — с набитым ртом сообщает моя подруга.
— И что ты с ним сделала? — интересуюсь я.
— Я тебя умоляю! Можно мне хоть чуточку доверять? Без вас я ничего не стала бы предпринимать.
— Я так понял, мы решили на какое-то время залечь на дно.
— Это ты так решил, — качает она головой. — А мы — нет.
— В точку, — поддакивает Рувим и снова впивается зубами в буррито.
Я вздыхаю и говорю Калико:
— Кажется, раньше ты нравилась мне больше.
— И что это означает? — хмурится она.
Я вижу, что моя подруга уязвлена, но ничего поделать с собой не могу, и меня несет дальше:
— До всей этой заварушки ты была душевной. И не такой… кровожадной.
Она разом забывает о своем буррито.
— То же самое могу сказать и о тебе.
— Это я-то кровожадный?
— Нет, но и в тебе приятности поубавилось.
— Эй, Бикерсоны
[25], мне обязательно все это выслушивать? — подает голос вождь.
Готовый окрыситься и на Рувима, я вдруг понимаю, что он прав. И Калико тоже. Из-за всей этой сутолоки я как будто позабыл все, что так люблю в этих горах. И своих друзей тоже. С недоеденным буррито в руке я перевожу взгляд с одного на другого и затем говорю:
— Вы оба правы.
— Я почти всегда права, — улыбается моя подруга, и я рад, что она тоже старается ослабить напряженность. — И в чем я права в данный момент? — продолжает она, подначивая меня.
— Уж больно нервным я стал. И Сэмми действительно нужно заняться. Но давайте на нем и остановимся. Сэмми — это проблема всей резервации. А отыгрываться на Сэди я не желаю. Как только полиция снимет с нас все подозрения, мы больше никогда не увидим ни девчонку, ни ее папашу.
Рувим по-дружески сжимает мне предплечье.
— Дело касается не только резервации. Но я рад, что ты с нами.
