Всё-таки у Исайлума не было ни единого шанса. Тем ужасом, сотворённым у Материнской Скорби, Перо подписало себе смертный приговор, и возмездие свободных оставалось лишь вопросом времени. Но кто бы мог подумать, что на них выйдут так быстро! А ведь он просил Севира не вмешиваться. И вот кому сделалось лучше от спасения какого-то там сановника? Тем несчастным, погребённым под стенами собственных домов? А может, этим невинным, всего лишь не сумевшим смириться с жестоким законом? Или Твин, потерявшей своего возлюбленного? Какой в этом всём смысл?
Максиана не страшила позорная казнь, ожидающая его в столице, он почти о ней не думал, но его до дрожи в коленках пугала мысль, что все эти кровавые реки пролились, по сути, из-за него, и, что ещё хуже, понапрасну, ведь он так и не совершил ничего достойного. Да, кто-то мог бы сказать, что от него ничего не зависело, что глупо вешать на себя ответственность за чужие поступки, ведь Севир проигнорировал его требование, Сто Тридцать Шестой не по его прихоти стёр с лица земли десятки домов, не в его честь сейчас полыхает Исайлум — единственное убежище осквернённых. Но если тщательно переосмыслить события, тянущиеся тончайшей нитью от того проклятого вечера, когда он рассказал Ровене правду о смерти Урсуса, разве не его слова положили начало всей этой трагедии? Будь он хоть на толику мудрее, придержи он свой язык, не погибли бы львы в схватке со скорпионами в стенах каструма, остались бы невредимыми ни в чём не повинные люди, и кровь невинных не пролилась бы на свободных землях Исайлума, предназначенного спасать жизни, но ставшего погребальным кострищем своему создателю и могилой десяткам невинных душ.
Опустошённый, не чувствуя ни боли, ни негодования, ни терзаний совести, Максиан смотрел на языки пламени, взвивающиеся к чёрному небу, вдыхал удушающий, пропитанный дымом и смертью воздух, прислушивался к выстрелам, всё реже разрывающим невыносимо-тоскливую тишину.
— Похоже, всё, — полицейский презрительно сплюнул. — Отстрелялись, выродки.
— Наконец-то! — отозвался один из солдат. — У меня от этих мест кровь в жилах стынет. Слышите, как воет?
— Где воет?
— Да вон, прислушайтесь.
— Хм, а ведь точно воет, — Роджер взвёл курок револьвера. — Волки, наверное. Лес же рядом.
— Нет, это всё из-за Руин, — встрял в разговор другой солдат. — До них же отсюда рукой подать. Поговаривают, в этих местах такие твари водятся, что гиены да псы по сравнению с ними милыми зверушками покажутся.
— А ты бы и рад уши развесить, — вояка, стоящий поодаль, хрипло расхохотался. — Тебе и не такое напле…
Говоривший внезапно смолк на полуслове.
— Я это не от бабки на рынке услышал, так что нечего тут!.. — его собеседник осёкся. — Корри? Эй, ты чего?
Одна из лошадей, испуганно заржав, поднялась на дыбы. Табун всполошился, толкаясь лоснящимися крупами, несколько животных сломя голову ринулись в зияющие чернотой Пустоши, видимо решив, что там безопаснее.
Раздался приглушённый вскрик, грянул выстрел.
— Что за!.. — Роджер вытянул руку с револьвером, целясь то в одну сторону, то в другую.
Максиан медленно попятился, пытаясь сообразить, что происходит. Быть может, запах крови приманил каких-то хищников. Но кого? Волки сюда не совались, а о других опасных тварях охотники не упоминали.
Что-то тонко просвистело в воздухе, и полицейский, издав булькающий звук, осел наземь. Торчащая из горла стрела пробила мерзавцу шею. Насколько Максиану было известно, стрелять из лука мутировавшие звери пока не научились. Кто-то из своих всё-таки выжил.
Он бухнулся на колени рядом с подрагивающим в агонии телом и принялся вслепую шарить по карманам полицейского в поисках ключей. Наконец нащупав связку, Максиан ухватил её непослушными пальцами и замер, раздумывая, как поступить дальше. Определённо, без посторонней помощи с наручниками ему не справиться.
— Подсобить? — из темноты вынырнула знакомая фигура.
Максиан никогда бы не подумал, что будет настолько рад видеть Клыка. Не потому, что он пришёл спасти его, но как слабую надежду, что не всё ещё потеряно, что выжили и другие, и есть шанс хоть что-то исправить.
— Я думал, ты погиб, — признался он, потирая освобождённые запястья.
— Не дождётесь! — буркнул скорпион, сверкнув горящими яростью глазами. Лицо его сплошь покрывала кровь, своя ли или чужая, но вид у него был жуткий.
— Ну чего встали! — рявкнул невесть откуда взявшийся Бродяга. — По коням, живо!
И пока они забирались на лошадей, ординарий хлестнул по крупу вороного жеребца:
— Пошёл! Давай!
Тот с возмущённым ржанием рванул прочь, за ним тут же последовали несколько сородичей, подгоняемые грозными криками и щелчками хлыста. Табун начинал стремительно редеть. Успев схватить за поводья норовившую сбежать лошадь, Бродяга запрыгнул в седло, и только тогда Клык пришпорил своего скакуна, направив в сторону двух холмов, на запад.
Когда Исайлум остался далеко позади, они перешли на шаг. Угрюмое молчание тянулось довольно долго. Максиан не решался заговорить, да и слов подходящих не находилось. Для этих двоих поселение было единственным домом, символом свободы, символом новой жизни. И всё это теперь превратилось в пепел.
Клык прервал молчание первым:
— Анника сказала, вы спасли её.
— Она жива?!
— Угу.
Ну хоть какая-то добрая весть!
— Много ещё выживших?
— Около дюжины, — Бродяга раздосадованно шмыгнул носом. — Вот мрази! Детей-то за что?
— Мы для них хуже зверья, — Клык горестно отмахнулся. — Чему тут удивляться!
— Надеюсь, твоя семья не пострадала? — Максиан посмотрел на ординария.
Тот покачал головой:
— С ними всё в порядке.
— Я искренне счастлив это слышать! А куда мы едем, кстати?
— К Малому холму, там все наши, — пояснил Клык.
— А кто тогда в Исайлуме отстреливался?
— Грайпер с Блантом и вроде ещё кто-то из сельчан, точно не скажу. Мы пытались помочь, но их крепко за задницы взяли — не прорваться, разве что полечь рядом с ними.
— Они погибли как герои!
— Не «как», господин принцепс! — зло процедил Бродяга. — Они все до единого истинные герои! Эти твари нам за всё заплатят! И за Джорджа с Идой, и за маленькую Бекку, и за Слепого Дена… За всех! За каждую пролитую каплю нашей крови!
— Мне жаль это говорить, но забудь о реванше, друг мой, — Максиан печально вздохнул. — Севира больше нет, как и Пера, впрочем. Нас осталась жалкая горстка, и единственное, о чём мы должны сейчас волноваться, как выжить в этих землях без крова и припасов.
— А кто сказал, что мы здесь останемся? — Клык недобро осклабился. — Нет, господин принцепс, проводим наших с честью, и больше в этих землях нам делать нечего. И зря вы так насчёт Пера! Да, Севир мёртв, Исайлум уничтожен, но вы забыли про Керса с его скорпионами.
