— Ты не можешь её простить? — тихо спрашиваю я.
— Да не в этом дело. Я о ней не вспоминал и не задумывался даже, пока вас вместе с Тимуром не увидел и твоё отношение к сыну. Сегодня в парке стоял и наблюдал за вами какое-то время, вы кормили голубей... Он чувствует твою любовь, и вы с ним единое целое. Это так заметно со стороны. Мне около восьми или девяти было, когда Даян меня забрал к себе. Макс мелкий был, мне нравилось с ним возиться. Но моя отчуждённость и привычка держать всё в себе никуда не исчезли. Таких детей, как я, из неблагополучных семей, не любят и часто обижают. Эмоции хоть раз покажешь, и сожрут. Сделают мальчиком для битья. У меня в привычку вошло держать лицо и удар. Может быть, своим появлением я матери жизнь сломал, а она — мою в отместку? Так бывает, когда ребёнок нежеланный. Судя по тому, что я вижу, наш был очень желанным, да, Наташа? У тебя столько нежности, тепла и любви в глазах, когда ты на него смотришь...
Динар впервые заговорил со мной о своём детстве. Но оказывается, речь была вовсе не о нём. Далеко не о нём. И он издалека подошёл к тому, что хотел спросить.
— Я же мерзавцем был в твоих глазах. Да и сейчас, по сути, мало что изменилось. А ты так обожаешь сына… В твоей голове, наверное, и мысли не возникало о том, чтобы избавиться от моего ребёнка? Что он жизнь тебе сломал своим появлением?
— Не возникало, — подтверждаю я. — Как и у тебя не возникло сомнений, что ты делаешь что-то не так. Тим — самое лучшее, что могло со мной случиться. Я безумно его люблю. И никого ещё так не любила.
— Я только сейчас понимаю, что этого потрясения, что ты пережила, можно было избежать. Я действительно думал, что ты со временем обо всём забудешь. Прости, Наташа...
Я чувствую себя совершенно беспомощной в этот момент. Вздрагиваю, когда Динар тянется ко мне рукой, и отрицательно качаю головой.
— Вряд ли я забуду боль, которую ты мне причинил. Ты ведь мог дать мне право выбора. Нужно было всего лишь объясниться. Мои эмоции часто выходят из-под контроля, но я бы потом успокоилась. Да, мне ни один из вариантов не понравился бы, но я бы выбрала Макса. Возможно, даже Бергов. Сходила бы с ума от страха за твою жизнь, лезла бы на стену от мыслей, что ты в опасности, а быть с тобой я не могу, однако знала бы правду. Но теперь появился третий вариант. И ничего менять я пока не намерена.
Динар просто смотрит на меня, но всё внутри переворачивается от его взгляда.
— Как Ракитин к нему относится?
— Как к ребёнку женщины, с которой хочет быть рядом. Вместе с нами гуляет, проводит время и часто дарит ему игрушки. Конечно, не как к родному, но учитывая, что он в курсе нашей ситуации, я бы сказала, что очень хорошо.
Динар отворачивается, когда его телефон подаёт признаки жизни. Сбрасывает звонок и выходит на улицу. Чёрная машина, остановившаяся впереди, мигает ему фарами, и он направляется к ней. Я наблюдаю за Асадовым, кусая губы. Та же уверенная походка, то же выражение лица, но передо мной совсем другой человек. Я больше не знаю его. Измайлов передаёт Динару какие-то бумаги, они что-то обсуждают пару минут, и Динар возвращается за руль. Бросает папку с документами на соседнее сиденье.
— Мне завтра нужно улететь по делам в Москву. Я вернусь примерно через три дня. Когда у вас самолёт домой?
— В конце недели.
Динар кивает и заводит двигатель, машина трогается с места. Мы выезжаем на дорогу, с его лица ни на секунду не сходит задумчивое выражение.
— Я постараюсь вернуться к вашему отлёту, — говорит он, но я никак не реагирую на его слова.
Для меня только в плюс, что эти дни его не будет рядом. Потому что непрекращающаяся гроза и шторм, ворвавшиеся в мою тихую и размеренную жизнь, заливают правдой всё вокруг. Мне нужна передышка.
Мы подъезжаем к воротам. Динар осторожно достаёт сына и прижимает к себе. Касается губами чёрной макушки и успокаивает Тимура, когда тот приоткрывает глаза. В горле встаёт ком, когда я вспоминаю его слова про детство и мать. Понимаю, почему он не оставит нас. Будь я на его месте, испытывала бы такие же чувства. Динар прав: любви много не бывает, особенно когда ему самому в детстве её не хватало.
Мы поднимаемся на второй этаж. Динар укладывает Тима на диван, и я снимаю с него обувь, расстёгиваю курточку и включаю видеоняню. Затем Асадов спрашивает разрешения осмотреть окна в гостиной и на кухне, и мы идём вниз.
— Рабочие всё доделали, — отчитывается Сима, заметив нас. — Во дворе теперь просто сказка. Я давно Наташе говорю, что здесь прекрасное место. Вокруг зелень, парк… Раздолье для ребёнка!
— Да, всё отлично сделали, — соглашается Динар, довольно улыбаясь, и переводит взгляд на меня: — Проводишь?
Оставаться с ним наедине я не хочу, но иду следом в прихожую. Вчерашняя сцена в ванной и его прикосновения ещё свежи в памяти. Новых, накануне нашей поездки с Ильёй в ресторан и в Карелию, мне не нужно.
Динар обувается, но уходить не торопится. Странные я испытываю чувства. Лишь сильнее штормит от всей информации, которую услышала. И внутри нет ни грамма облегчения. Асадов поднимает руку и нежно гладит щёку пальцами, но для меня это очередная пытка. Хочу отвернуться, но Динар ставит руки по обе стороны от моей головы и блокирует меня. Дух захватывает от его близости и запаха, в мыслях появляется паника, когда его дыхание касается виска. Он наклоняется так, что волосы падают ему на лицо. И его взгляд в этот момент…
— Первое время, пока ты не улетела, я часто приезжал к твоему дому, а потом перестал. Парфёнову не было дела до моих слабостей, но другим показывать своё уязвимое место было опасно. Знаешь, как мы с парнями в плен попали? По глупости и из-за отсутствия опыта. Нам деньги обещали заплатить, а в итоге закинули в сущее пекло, чтобы с родственников выкуп стрясти. Я сразу это понял и молчал, сказал, что сирота, чтобы никого из вас не подставлять, а напарник взял и сдал меня. Из десяти человек домой вернулись только трое. Заключая сделку с Парфёновым, я ждал от него подставы, но был уверен, что кроме меня, никого из вас он не тронет, потому что я связь с вами оборвал и фактически снова стал сиротой. А вот в отношении остальных и того, откуда прилетит следующий удар, такой уверенности у меня не было. Пока ты бы мне истерики закатывала, я бы дюжину пуль словил, потому что рядом с тобой вся выдержка летит к чертям и ни о каких делах невозможно думать. Так что да. В чём-то я эгоист.
Позволить ему прикасаться ко мне одновременно желанно и невыносимо.
— Я теперь в отношениях, Динар, — напоминаю ему. — Ты сказал, что не будешь вмешиваться в мой выбор...
— Но и упрощать тебе задачу не буду, — говорит он и жадно меня целует.
Я задыхаюсь, потому что он бессовестно крадёт мой воздух, вдавливает в стену и врывается в рот языком. Ощущаю себя в этот момент слабой и падшей женщиной, не способной сказать ему «нет». Во мне снова борются две сущности, одна из которых хочет ответить на поцелуй, обвить его плечи руками, укусить за шею, а другая — оттолкнуть и попросить больше никогда не трогать.
