– Что было что? – отвечаю я вопросом.
– Про мою сестру. Ты прям разозлилась.
В машине душно, кожа липнет к сиденью, обтянутому искусственной кожей.
– Я не злюсь. Просто…
Просто я, может, больше похожа на Иззи, чем ты думаешь. Может, Кэти права. Когда я с тобой, я другой человек. Может, я вообще редко бываю собой.
Вспоминаю тот день на столике за домом Хартов, да и все последующие дни. Райан: любишь кататься на лыжах? я: ну да. Когда встречаешься с кем-то, кто учится в другой школе, в другом городе, другом штате, получаешь уникальную возможность создать себя с чистого листа. Почему бы не стать клевой, веселой девушкой, какой ты хочешь быть, а не стеснительной и нервной, какой ты являешься?
Все иногда так себя чувствуют… правда?
Я поворачиваюсь и заглядываю Райану в лицо.
– Тебе иногда не кажется, ну, не знаю, что это все – притворство?
Я отчаянно надеюсь, что он скажет «да»; да, он меня понимает, потому что часто он и сам притворяется, и как он рад наконец об этом поговорить! Но он щурится, будто пытаясь прочитать мелкий шрифт.
– Хочешь сказать, что Изабель притворяется такой лохушкой?
Я поворачиваюсь лицом к окну, боясь разрыдаться.
– Зачем ей это делать? – спрашивает он.
– Забей. Прости. Кажется, я снова заболеваю.
– Опять простуда? – Он корчит рожицу.
– Типа того.
Всего два слова. Но каждое слово имеет вес.
Дома снова пишу Кэти. «Не спишь?» Она не отвечает. Может, мне стоило написать: «Ты права».
17
23 августа, 2007
– А эти? – протягиваю пару кожаных лоферов, лакированных настолько, что могут служить зеркалом.
– М-м, не.
Райан и я ходим по «Знаменитым ботинкам» на Двенадцатой улице в поисках достойной пары обуви. Он ненавидит ходить по магазинам, но к началу учебного года ему нужно купить новую пару ботинок, а уезжает он уже через девять дней. Сегодня он пришел ко мне с порцией куриного супа и спросил, не смогу ли я ему помочь. «О-о-о-о-о!» – пропищала моя мама. Это была всего лишь банка «Кэмпбелла», но я подумала, может, мне и правда надо расслабиться.
– Ла-а-а-адно, тогда, может, эти? – указываю на красно-коричневые ботинки со шнуровкой, которые можно увидеть в издании «Джей-Кью» или «Эсквайр».
– Ну нет, я же не Тайлер.
– Райан…
– Ладно. – Он устало-раздраженно откидывает голову назад. – Примерю их. Где тут ассистент?
В магазине почти никого. лишь ряды коробок под флуоресцентными лампами и запах резины от новых кроссовок. Райан подносит ладони ко рту, как рупор, и кричит в потолок, будто он заблудился где-то в лесу:
– Ау? Есть тут кто?
Я закатываю глаза, хотя это довольно забавно.
– Чем вам помочь? – я оборачиваюсь на знакомый голос, и на моем лице появляется такое же изумление, как у него. – Джесс?
– Эван! – меня сковывает ужас.
Райан переводит взгляд с меня на него.
– Привет, – наконец говорит он, напрягая мускулы при рукопожатии. Он что, красуется? – Я Райан… парень Джесс.
Он говорит голосом ниже своего обычного и кладет руку мне на плечо, только от этого мне не приятно, как когда он это делает при Лайле с Дагом и Джошем, а жутко, будто стены сужаются.
– В школе познакомились?
Его рука повисает у меня на плече. Я незаметно ее стряхиваю.
– М-м, да, типа того, – отвечаю я, опережая Эвана. – Вместе делали проект по истории.
На Эване синяя рубашка поло, заправленная в – о господи! – плиссированные шорты цвета хаки. По глазам, меняющим цвет (сейчас совпадающим с рубашкой), мне кажется, что он заметил мой дискомфорт.
– Клево, – говорит Райан и протягивает Эвану коробку. – Вот эти, сорок второй с половиной. И эти, пожалуй, тоже. – Он указывает на лоферы.
– Как скажете, – говорит Эван, но не двигается с места.
Он хочет, чтобы я это пояснила? Чтобы я посреди «Знаменитых ботинок» объяснила своему парню, что втайне работаю с неизвестным, довольно симпатичным – когда он нормально себя ведет или, наоборот, когда ведет себя невероятно странно – продавцом обуви над переводом дневников моей двоюродной прабабушки, пытаясь понять, не была ли она Анастасией Романовой? Эти миры пока не готовы соединиться, и мне просто хочется, чтобы Эвана… тут не было. Но он стоит, будто и не чувствуя неловкости.
Райан искоса на меня поглядывает.
– Так… – пытаюсь перевести разговор на легкую, отвлеченную тему, – ты тут работаешь?
Эван опускает взгляд на бейджик сотрудника вокруг шеи, где его имя написано большими жирными буквами.
– Совершенно верно.
– Мои соболезнования, – шучу я, как будто сарказм может как-то снять общее напряжение.
Эван смотрит на меня непонимающе.
– Тут не так уж и плохо. Если проработать больше года, предлагают хороший пенсионный план, и у всех сотрудников скидка в двадцать процентов. – Все мы опускаем взгляд на его идеально белые кроссовки. – У нас сейчас скидки, если вы не видели. – Он указывает на стеллаж за спиной.
– Клево, – говорю как Райан.
– Ну, может, ты поторопишься и принесешь мне нужный размер? – говорит Райан. – Но ты не подумай, мы бы с удовольствием провели в «Знаменитых ботинках» весь вечер.
Это уже просто грубость. Я начинаю потеть. Как эта встреча так быстро превратилась в ночной кошмар? Поэтому я и старалась во что бы то ни стало ее не допустить.
– Да, – говорит Эван. – Сделаю это… «быстрее всех татарских стрел». – Он поднимает коробку. – Сорок второй с половиной.
В магазин входят мать с маленькой дочкой, и девочка тут же пробегает мимо Эвана к детскому отделу. Эван проходит вслед за ней, говоря:
– Вам чем-нибудь помочь, юная леди?
Мне становится жарко, начинает подташнивать.
– Быстрее стрел? – спрашивает Райан.
Я качаю головой. Очередная цитата.
Находим пуфик, Райан снимает вонючие синие кроссовки, подносит одну из них к носу и делает глубокий вдох, после чего притворяется, что его тошнит, и кашляет. – А-а-а, болотная трясина! – И улыбается.
– Гадость. – На такую реакцию он и рассчитывал.
Вскоре возвращается Эван, придерживая под подбородком четыре коробки. Он наклоняется и ставит их у ног Райана, где, боюсь, может учуять «болотную трясину».
– Принес сорок второй с половиной и на всякий случай сорок третий. – Он опускается на колено.
О нет… Я осознаю, что он достает подножку для примерки. Нет, нет, нет, нет, нет.
