– Во сколько Райан придет? – спрашивает мама.
Блин. Я забыла не только о съезде родственников, но и о том, что каждый год на него приходит Райан. Он обожает пошлые шутки моего дяди. Прошло почти три дня, но я так и не рассказала семье, что мы расстались. Больше всего меня удивляет, что миссис Харт еще не позвонила моей маме, чтобы это обсудить. Значит, Райан тоже не рассказал.
– Он не может, – говорю я.
Отчасти это правда: он не может прийти, потому что мы больше не встречаемся.
– Да? Ну вот, отстой, – ноет Гриффин.
Закатываю глаза.
– У тебя будут Кен и Нил.
Гриффин обожает наших двоюродных братьев. Пару лет назад Нил так напился на празднике в честь выдачи диплома Кену, что его стошнило в горшок с цветами. Гриффин в восторге от этой истории.
Фотограф встает на колено и поднимает указательный палец.
– Ну что, все готовы? – Ее ассистентка улыбается преувеличенно широко, будто показывая нам, как это надо делать. – Сделайте вид, что вы друг другу нравитесь!
Сы-ы-ыр.
В детстве я обожала семейные съезды. липкие от арбуза руки, картофельный салат на скатертях для пикника, бейсбол до самого заката. Но сейчас это похоже на какую-то особую пытку.
Кен с Нилом не приехали, соответственно, мы с Гриффином остались в компании троюродной сестры Таллулы, которой девять; она – гиперактивный плод третьего брака папиного кузена и художницы из Вермонта. Мы с Гриффином, неожиданные союзники, приземляемся у барной стойки и потягиваем охлажденную колу, ту самую – недиетическую, полную кофеина. Мама покупает ее только по праздникам и другим тоже советует.
– Как твое лето?
– Нормально, – осторожно говорю я, не привыкшая к вопросам брата, которые не представляют собой разные способы меня унизить. – А твое?
Он пожимает плечами.
– Где Райан?
– На тренировке.
Скорее всего.
Гриффин кивает.
– Он много тренируется. Наверно, поэтому он такой крутой.
– Ага. Я пойду поздороваюсь с дядей Дейлом.
– Принеси мне фаршированное яйцо.
– Ты уже четыре штуки съел.
– И что, больше нельзя, мам?
– Ладно. Одно принесу.
Дядя стоит у столика с едой. Мне пришла в голову идея: хоть папа и говорит, что дядя Дейл едва ли как-то помогал тете Анне, он ведь тоже был ее племянником. Может, ему что-то известно.
– Здорово, Полурослик.
Это прозвище не подходит мне с тех пор, как я вытянулась в восьмом классе, но я никогда ничего не говорила на этот счет. Дядя Дейл низенький, наверно, ему приятно говорить, что кто-то ниже.
Перебрасываемся парой слов о моем лете, о Кене с Нилом, о предстоящем поступлении в университет, после чего я перехожу к делу.
– Слушай, дядя Дейл, у меня странный вопрос, но ты же помнишь тетю Анну? Я недавно помогала маме разбирать ее чердак и подумала, может, ты что-то о ней знаешь. Она для меня настоящая загадка.
– Загадка. Да, можно и так сказать. Старушка держалась за этот дом до последнего. – Он выпивает сразу половину «Короны». – Смотри… она была женой Генри, дяди твоего отца. Бабуле она никогда не нравилась, ну, нашей бабушке, сестре Генри. Они с Анной были странной парочкой, знаешь, может, из-за разницы в возрасте. Тогда мужчины редко женились на женщинах старше.
– Насколько старше?
– Лет на пять-шесть. Возможно, бабуля просто хотела его защитить. Их мать скончалась, когда они были детьми. От скарлатины.
Я пыталась разгадать загадку двоюродной прабабушки, но понимаю, что я на самом деле столького не знаю о других членах семьи.
– Не знаешь, откуда она родом?
– Кажется, из Бостона. Там они с дядей Генри познакомились. Хотя знаешь, вот ты спросила, и я вспомнил – у нее был какой-то странный акцент. То появлялся, то пропадал. Ну, откуда-то она приехала. Как и все мы!
Он поднимает высоко бутылку, как бы отдавая честь богатой иммигрантской истории Америки.
– Ну, не совсем все, – бормочу я, вспоминая программу девятого класса по истории коренных американцев, но сейчас не время объяснять дяде Дейлу, что такое американский империализм.
Он почесывает залысину на макушке.
– Знаешь, если тебе это все интересно, насчет семейной истории, – у меня хранятся фотографии, документы, все такое.
Что? Папа ни разу не упоминал о семейном архиве. Хотя, справедливости ради, я не говорила ему, что заинтересована.
– Да, акты, свидетельства о рождении, письма. Все где-то у меня лежит в коробке. Можешь посмотреть. – Его бутылка пива опустела. Он поглядывает на барную стойку. – Там много интересного на самом деле. Тебе понравится. Когда я копыта откину, кому-то надо будет это забрать.
– Можно я приеду завтра?
От нас до Манчестера ехать меньше полутора часов на машине.
– Конечно, – говорит он несколько удивленно. – У меня полет, но я предупрежу Мэй, что ты приедешь.
– Спасибо, дядя Дейл.
Он хлопает меня по плечу, довольно сильно, настолько, что я чуть сгибаюсь.
– Не благодари, Полурослик.
Подходит мама, вместе мы смотрим, как дядя Дейл, чуть пошатываясь, направляется к бару.
– Надеюсь, он не рассказывал тебе какую-то ужасную шутку. – Она заговорщически улыбается. – Он расстроился, что Райан не пришел. Спросил, в чем дело… У вас все хорошо? Что-то мы давно его не видели.
– Мы поругались.
– Солнышко, – говорит она, – очень жаль. Ну, скоро помиритесь.
Я колеблюсь.
– Может, я не хочу мириться.
– Но вы такая чудесная пара!
– Разве? – резко спрашиваю я, поворачиваясь к ней.
Она хмурится.
– Милая, люди ругаются, но это не значит, что они друг друга не любят.
Она протягивает руку, чтобы поправить прядь волос, упавшую мне на лицо. Я отстраняюсь.
– Ты сейчас про меня и Райана или про вас с папой?
Ее рука опускается.
– У нас с папой все хорошо.
Ничего у них не хорошо. Она ведь не может этого не знать, правда? Постоянные перепалки, ее затяжные рабочие дни, вечное настаивание на оптимизме. Оглядываюсь по сторонам. Вообще, где папа? Сбежал покурить травку? Что ж, у всех свои способы расслабиться.
– Дело в том мальчике, который недавно приходил?
Видимо, папа ей рассказал.
– Нет, – говорю я. – Не совсем.
– Может, тебе и Райану просто нужно поговорить…
