– В безопасности от кого?
– Полагаю, вы разыскали меня не просто так, а по какой-то причине. О! Вижу, я прав. Вы можете доверять мне. Клянусь. Пойдемте. – Данте потащил меня к узкой лестнице здания, от которого остались лишь боковые стены из потрескавшегося кирпича да обугленный фасад. Поднявшись по лестнице, мы зашли в угол почерневшей от сажи стены, частично укрывавшей нас от улицы. По крайней мере, за это я была ему благодарна. Вокруг непрерываемой музыкой звучали ремонтные работы – стук молотков, жужжание пил, звяканье металла, крики людей, скрип тележек, топот лошадиных копыт… И только там, в углу, я сообразила, как ловко заманил меня в ловушку Лароса. И хотя он не угрожал мне открыто и стоял передо мной в расслабленной позе, я преисполнилась уверенности: это обман. Лароса мог легко схватить меня, попытайся я убежать.
А он посмотрел на мой лоб и сказал:
– В вас появилось что-то франкенштейновское, но это делает вас даже более интересной. У вас останется шрам.
Я осторожно дотронулась до швов:
– На меня упало здание.
– А-а… И благодаря этому вы оказались на свободе.
– Это произошло довольно неожиданно.
– Это правда? То, что о вас говорили?
– Вы же – репортер, – ответила я. – Что вы думаете?
Медленно, взвешивая слова, Лароса произнес:
– Я думаю, что вы знаете о Салливанах нечто такое, что они отчаянно пытаются сохранить в тайне. Я думаю, что у вас есть ответы на вопросы, которые я ищу уже долгое время.
– Вы растрачиваете свой репортерский талант на светские сплетни, – прямо сказала я и, встретившись с Данте глазами, продолжила без лукавства: – Мне нужна ваша помощь.
– Хорошо.
Я нахмурилась:
– И только? Вам же известно, где я находилась, и вы даже не знаете, для чего мне требуется помощь.
– Мне все равно. Я переживал за вас. Мне многое… непонятно. Но вы не заслужили того, что они с вами сделали.
Мне было приятно услышать, что Данте за меня переживал, но слова, прозвучавшие вслед за этим признанием, меня задели:
– Как вы можете так говорить? Вы же совсем меня не знаете!
Данте пожал плечами:
– Я знаю вас достаточно хорошо. Если помните, я наблюдал за вами многие месяцы до нашего знакомства. Вы не сумасшедшая. Легко манипулируемая, возможно. Глупая, безусловно. Но не сумасшедшая. Хватит об этом. Мы же – друзья, Мэй! Вы помните? Что вы хотите, чтобы я сделал? Расскажите мне.
И я рассказала. К чести Данте, он ничего не записывал. Только слушал. Когда я дошла до той части истории, где я последовала за Голди в притон Чайны Джоя, Данте тихо присвистнул и похлопал себя по карманам:
– Боже, мне нужна сигарета.
– Надеюсь, это не означает, что вы боитесь Джоя?
– Мне не нравится, как звучит это имя.
Я рассказала Данте о своей встрече с китайцем в Чайнатауне. К тому моменту мы сидели на полу, усеянном кирпичной крошкой и сигаретным пеплом.
– Чайна Джой хочет, чтобы я помог ему сохранить Чайнатаун, – произнес Данте, когда я закончила. – Как именно?
– Он сказал, что ему нужен репортер, который напомнил бы городу о том, чем он обязан китайцам. Я не знаю, что он имел в виду.
– Гм-м, – задумался Данте. – Джой имеет в виду то, что при всем недовольстве китайцами и при всех жалобах на них горожан существовать без них мы не можем. Вообразите… всех китайцев изгоняют из города. И Сан-Франциско лишается большинства служанок и мужчин, готовых работать за низкую плату. Замрут целые производства – сигарет, обуви, одежды… Рента, которую взимают владельцы за свою недвижимость в Чайнатауне, увеличится вдвое. Но нанимателей не устроят такие цены, и молчать они не будут. Кроме того, закроется большинство игорных домов, борделей и опиумных притонов…
– Только не говорите мне, что это плохо.
– Это весьма доходные статьи для городских властей. Там все берут взятки. Попечительский совет, в котором состоит ваш дядя, члены всевозможных комиссий, полисмены… Китайцы, заправляющие в Чайнатауне, гораздо могущественней, чем думают горожане. Они во все запустили руки. Не говоря уже о самом Чайне Джое. В город не будет завозиться шелк для платьев светских дам. Не говоря об опиуме. Сан-Франциско будет поставлен на колени без китайских инвестиций.
– Чайна Джой знал, о чем говорил, когда предложил вашу кандидатуру, – улыбнулась я. – Вы очень хорошо информированы.
– Я не был бы репортером, если бы не знал этого, – отмахнулся Данте.
– Если вы напишете статьи, которые ждет Джой, он мне поможет. У него есть доказательства, которые нужны мне, чтобы наказать Голди и дядю, – выдала я и сама услышала в своем голосе холод. Данте тоже его заметил.
– А что с Фаржем?
– А что с ним? – нахмурилась я.
Лароса встал и протянул мне руку:
– Пойдемте! Я хочу вам кое-что показать.
Я позволила ему поднять меня на ноги, но остановилась, едва он направил куда-то шаги. Данте обернулся:
– В чем дело?
– Меня не должны видеть с вами.
– Почему?
– Объявление. Детектив. Я не могу допустить, чтобы меня заметили и узнали.
Теперь нахмурился Лароса.
– Никто не знает, кто я. Благодаря Альфонсу Бандерснитчу.
– Эллис знает, кто вы. И не скромничайте. Вы привлекаете внимание. Вам это отлично известно.
Данте вроде бы искренне удивился, а потом ухмыльнулся:
– Может, я привлекаю только ваше внимание?
– Данте, – терпеливо произнесла я, – я сбежала из приюта. Меня обвинили в убийстве. Я скрываюсь. Родственники ищут меня. Я не могу допустить, чтобы меня узнали.
– Вы на себя не похожи. Выглядите так, словно ад пережили. Вот. – Данте снял с головы шляпу и бросил мне: – Наденьте ее и спрячьте свою косу. И ведите себя чуть развязнее. Притворитесь мужчиной. У меня имеется репортерский пропуск, так что в рабочий отряд по расчистке города нас не отправят. Пойдемте! Это очень важно.
Я сделала так, как сказал Данте: надела на голову шляпу. Спрятала под нее косу и последовала за ним обратно на улицу. Не скрою, я была заинтригована тем, что он собирался мне показать. И почему именно теперь, безотлагательно, в такой момент? Данте шагал быстро. Дважды нас останавливали рабочие отряды, и он предъявлял им свой пропуск с готовностью, не оставившей у меня сомнений: ему приходилось показывать его часто. И оба раза, когда эти люди вопросительно косились на меня, Лароса крепко сжимал мою руку говорил: «Это мой помощник, репортер, мистер Харди». И уводил меня прежде, чем офицер успевал задать мне хоть один вопрос.
– А почему мистер Харди? – поинтересовалась я.
