– У нас много дел. – Хопкинс, половина души которого все еще пылала огнем последней любви, повернулся к Керри. – Давайте начинать.
Керри устроился рядом с Хопкинсом, и Кауфман приступил к тщательно продуманному плану вживания Керри в персонажа. Кинопленку с кадрами умирающих от голода людей Кауфману передали буквально на днях вместе с запиской: «Можете рассчитывать на друзей в Тайбэе».
Чарли настроил видео на минимальную скорость, одну шестьдесят четвертую реального времени, чтобы Керри проникся каждой деталью преступлений Мао. Следующие шесть часов Керри, не вставая с огромной кровати, смотрел на ад на земле. Камера медленно движется по горизонтали: истощенные люди копошатся у кустарных доменных печей; вооруженные патрули охраняют длинные очереди за скудными пайками риса; истощенные дети в хижинах, уже безучастные к происходящему вокруг. Зловещий бескрайний пейзаж, сотворенный руками человека. Керри, не знакомый с историей Китая, задумался о причинах бедствий.
– Землетрясение? Наводнение? Война?
– Хуже! – Хопкинс глотнул вина. – Мечта. Блестящее архитектурное решение! Мао продал русским все зерновые запасы страны взамен на сырье и комплектующие, оружие и заманчивые перспективы атомной энергетики. Он отобрал у крестьян землю, заставил сдать плуги на металлолом. Мао собирался переплюнуть СССР. Хотел радиоприемники на кухнях и машины у подъездов. Сталин устроил голодомор ради индустриализации, Мао поступил так же. Ему казалось, это путь в рай.
– Утопия, – отозвался Кауфман. – Страшнее Гоморры.
– Да, – добавил Хопкинс. – Мао провозгласил большой скачок вперед. Пообещал народу сокрушить феодализм! Только не сказал, какую цену придется заплатить.
– Что он сделал? – поинтересовался Керри.
– Китай был нищей страной. Единственное, что имелось в изобилии, – люди, – сказал Хопкинс. – Вот их Мао и пожрал, бросив в горнило своих амбиций.
Гуру Вишванатан научил Керри видеть ауру. Когда Кауфман показал Керри, чем занимался Мао, пока умирали миллионы: устраивал вечеринки в шанхайском саду, танцевал с разряженными в шелка старлетками, объедался свининой и пил виски, курил любимые сигареты, – Керри почувствовал, что осквернен. Золотисто-розовое свечение ауры померкло.
– Ему наплевать! – выдохнул Керри.
– А когда властям не наплевать? – сказал Хопкинс. – Посмотри, как он живет. Люди мрут от голода, а он устраивает у себя на вилле декадентские вечеринки и дикие оргии одну за другой.
Пока Мао на экране танцевал с любовницами, сердце Керри сжималось от страха. Роль Джокера погубила Хита Леджера. Вилли Ломан утянул в пропасть Филипа Сеймура Хоффмана. У Леджера, считал Керри, огромный талант, который тот не успел раскрыть до конца. Но Хоффман? Филип Сеймур Хоффман? Неподражаемый. Человек с большой буквы. Керри поджал пальцы ног. Незаурядный актер. Скромное мастерство, истинная магия. Какая глубина образа! Хоффман достиг вершин, ничем не уступал Брандо и Де Ниро. И что в итоге? Мертвый на полу в своей квартире в Вест-Виллидже. Разве жизнь не дала ему все, о чем можно мечтать? Но он все равно счел жизнь настолько тяжкой ношей, что предпочел небытие.
Керри почему-то подумал про старинные карты: плоская земля, моря, корабли-неудачники каскадом срываются с краев, чудища пляшут на полях. А вдруг это вовсе не география, а отображение внутреннего «я»? Держитесь теплых вод, не сбивайтесь с торговых путей.
Вызывать призрака Мао – безумие. Хотя как посмотреть… А вдруг это шанс?.. Хоффман, сыгравший Трумана Капоте. Дэниел Дэй-Льюис, сыгравший Линкольна. Популярность. Лавры успеха, материнское объятие, минет признания. И жажда величия перевесила страх, затмила страдания на плоском экране. Керри представил себя на церемонии вручения «Оскара» в элегантном приталенном смокинге от «Армани» (к тому времени он сбросит килограммов десять): весь мир восхищается его формой, кадры с Мао мелькают на гигантских экранах, киноакадемики заискивают. Он представил, что своей гениальной актерской игрой довел Томми Ли Джонса до белого каления и тот крутит тощей морщинистой шеей, вжавшись в кресло в зрительном зале. Как раз в тот момент, когда Керри почувствовал прилив дофамина, в лучших традициях кино раздался стук в дверь.
– Кто там?
Кауфман нащупал под подушкой костяную рукоятку кольта. В детстве Чарли ночами напролет смотрел «Дымок из ствола»
[24] и с тех пор боготворил это оружие. Он погладил ствол и снова перенесся в детство. Он катается на карусели в Кони-Айленде. Бездетная тетушка Фиона души не чает в маленьком херувиме Чарли. Она умиляется, когда он вытаскивает из кобуры игрушечный пистолет и целится в Ричи и Джоша Киршбаумов, избалованных сыночков дантиста, которые смеются над его поношенным пальто, пах-пах-пах, карусель позвякивает, ведя счет убитым, и…
– Кто там, черт побери? – кричит Кауфман, вцепившись в пистолет.
– Кто?.. – Хопкинс допил бургундское. – Или что?
– Кто. Человек стучит. Человек – это кто.
– Но что представляет собой человек? Что способен породить этот человек? Кто достоин звания человека? Единицы – что в театре, что в жизни. Вокруг сплошная серая масса. Гайсел это хорошо знал.
– Прекрасно, – сказал Кауфман. – Так кто или что стоит за дверью?
– Трам-там-там… – сказал Хопкинс. – Напряжение возрастает… Минутку терпения, я подойду к двери, и мы узнаем, кто или что за ней стоит. Чак
[25], я привнесу в наше начинание толику эфемерного, интуитивного, пожалуй причудливого и в то же время печального. Спрячься в ванной, Джимми. Не хочу, чтобы твоя известная физиономия все испортила.
– Ну тебя тоже сложно не узнать.
– Не переживай, – парировал Хопкинс, – я приветливо улыбнусь.
Керри ушел в ванную, а Хопкинс пошел открывать. За дверью стоял Ленни Вайнгартен, тридцатилетний курьер из бистро «Неоновый дракон» с четырьмя порциями Happy Family Meals в бумажных пакетах.
– Вы не китаец, – растерялся Хопкинс.
– Я Ленни Вайнгартен.
– А на сайте указано, что весь персонал – китайцы.
– Так это стоковые фото.
– Что значит стоковые?
– Люди продают свои изображения, не задумываясь, в каком контексте их будут использовать и соответствует ли это истинному положению вещей.
Вайнгартен изучал семиотику в Калифорнийском университете в Санта-Крузе.
Хопкинс, ощутив себя жертвой рекламной лжи, сунул Вайнгартену хрустящую пятидесятидолларовую купюру и захлопнул дверь у него перед носом.
– Ты собирался притащить сюда китайца? – спросил Кауфман.
