Подставив спину под гидромассажные струи, Керри обдумывал идеи Маркса.
«В буржуазном обществе капитал имеет личную свободу и самостоятельность, в то время как деятельный индивид сам по себе и не личность и не свободен»
[34].
Однажды на обед Керри объелся пирогов фрито – так, что живот скрутило от боли. Решив, что умирает, Керри судорожно устремился к бортику бассейна, со страхом думая о том, что оставит после себя, если умрет прямо тут. В этот переломный момент Керри стал одним из миллионов тех, кто жил и думал по указке Мао.
«Хотя буржуазия уже свергнута, она тем не менее пытается с помощью старой литературы и культуры разложить массы»
[35].
«Что, если Play-Doh, – думал Керри, с трудом выбираясь из воды, – не игрушка, а коррумпированное загнивающее капиталистическо-империалистическое общество, поклоняющееся собственным экскрементам? Оно обманывает своих детей, едва они появляются на свет, измывается над ними, подсовывает пустышку вместо реальных надежд, реальных жизней в обмен на их живые души. Гадость! И получается, “Веселая фабрика Play-Doh” самым гнусным образом восхваляет подневольный труд».
Керри хорошо знал, что такое фабрика. Фабрики и веселье несовместимы. Они изматывают и закабаляют, выжимают силы и здоровье, низводят рабочих до уровня вещей, производят тонны ненужного пластикового дерьма, которое никого не осчастливит, засоряют океаны, нарушают пищевую цепочку.
Наш мир похож на охваченный пламенем автобус, который водитель-псих гонит в пропасть. И он, Керри, тоже в этом автобусе, вместе со всеми; он, гиперактивный ребенок, несет со своего места всякую чепуху, чтобы рассмешить пассажиров и отвлечь от неминуемой гибели.
Быстрее, быстрее – тормозить уже незачем.
Дьявольская суть нового диснеевского проекта «Веселая фабрика Play-Doh» больше не оставляет сомнений. Керри не может сдерживаться: задеты его революционные принципы. Винк Мингус, Эл Спилман и Джерри Кархариас внезапно стали классовыми врагами, которым предстоит ответить за все. Керри догадался: чтобы Мао внутри него выжил, нужно разрушить Голливуд, и в первую очередь «Веселую фабрику».
С одной стороны, его представители. Обрывают телефон, настойчиво зазывая в свою игрушечную мерзость. С другой – Кауфман, уверяющий, что найти финансирование для Мао – пара пустяков. Джорджи тоже прониклась ролью мадам Мао и предложила устроить ловушку на своем сорокалетии. Вместе с Керри они придумали тематическую вечеринку в китайском стиле на заднем дворе особняка. Огромная территория превратится в сцену, на которой Мао Цзэдун посредством Джима Керри нанесет решающий удар по диснеевскому проекту «Веселая фабрика Play-Doh».
Клены, которые Керри посадил в память о своих канадских корнях, накануне вечеринки украсили гирляндами цветущей хунаньской сакуры. FedEx доставил ее за сутки. В бассейне плескались дорогие карпы, поблескивая на солнце золотой и янтарной чешуей. Китайский струнный квартет играл фольклорную музыку. Акробаты крутили сальто перед прибывающими гостями. Те, в свою очередь, считали себя счастливчиками: и им перепадет от этой щедрой любви звезды, человека, который ради своей жены, повинуясь непонятной прихоти, явно влетевшей в копеечку, превратил свой особняк в Брентвуде в шанхайскую королевскую виллу.
Диснеевские топы лавировали между гостей из А-списка, собравшихся на лужайке, млея от подслушанных разговоров.
– Я от тебя без ума, – признался Джорджи Квентин Тарантино.
– От меня?
– Ага. С тех пор как увидел «Оксану». Сцена в канализации. Сталин… такой придурок. Ты с дрелью. Как вам удалось протащить столько кровищи на семейный кабельный канал?
– Митч подменивал катушки в конце.
– Анархист.
– Ага, это его и доконало. Это и еще его контакты с инопланетянами.
– А он верил во что-то?
– Надеюсь, да. Как-то раз он пропал со съемок на целую неделю, прошел пешком сто тридцать километров до Сан-Гейбриела ради парня, который объявил себя творцом человечества.
– Я смотрел все серии.
– «Оксаны?»
– Ага. Обожаю все это советское дерьмо. Во время Второй мировой гребаные фашисты убили двадцать миллионов русских мужчин. Вот почему в России женщины обесценились. Выжившие стали чертовски разборчивыми. В двадцать четыре женщины считают себя вековухами и мажутся тоннами косметики. И все такое. Это до сих пор не дает им покоя, дружище. Вот откуда их паранойя. Именно поэтому они подговорили турецкого парня убить папу. Я много размышлял об этом, о турке и папе. У Ватикана две летающие тарелки. Говард Хьюз говорил, что побывал внутри одной из них, еще до того, как все просрал. Кстати, а Сталин и правда кончил в бумажный стаканчик или это его фантазии?
– Бумажный стаканчик?
– Ну, или не бумажный стаканчик. У русских были какие-то гребаные стаканчики. Бумажные стаканчики коммунистов. Вся эта история с незаконными дочерьми. Ну, история твоего происхождения. Черт, ты мне нравишься.
В Лос-Анджелесе, городе золотого солнца и престижных премий, не выжить без веры в магию. Первый этап отбора – легкая одержимость, и Джорджи считывала ее с лица Тарантино, пока тот говорил. Неуемная энергия, превратившая продавца из видеопроката в легенду. Чутье моментально подсказало Джорджи, что все было не зря. Квентин Тарантино знал ее… Квентин Тарантино – ее поклонник.
– Он похож на маньяка. – Тарантино не останавливался. – Психи любят носиться со своей спермой. Советский Союз. Дядя Джо. Матушка Россия. Я вращаюсь на орбите. Все фигня. Нам надо встретиться.
– Встретиться? – переспросила Джорджи.
– Я наблюдал за тобой. Ну… та часть, в стиле Данауэй. Идеально. Дьяволица, беспощадная к слабым соплеменникам. Инстинкт убийцы придется кстати, когда оборотни нападут на шахтерский поселок. Не просто гребаные оборотни. Они – метафора, экономические хищники на руинах индустриальной цивилизации!
– Ну да, – кивнула Джорджи.
Она не знала, как реагировать на слова Тарантино, но каждая ее клеточка вибрировала от мысли, что настоящая карьера только начинается.
– Играть плохих парней здорово.
– Я не играю, дорогуша, – подмигнул Тарантино и ушел вслед за подносом со слайдерами.
Чуть поодаль Николас Кейдж приставал к Натчезу Гашью.
– На аукционе в Шанхае выставят топор каменного века и скелет саблезубого тигра. От одного их вида у меня начинаются сумасшедшие видения. Или воспоминания. Да все что угодно. Натчез, по-моему, я прожил много жизней. Мне кажется, я уже какое-то время спасаю человечество.
