У дома мы распрощались натянуто-официально. Толстой укатил по своим делам, а я, поднимаясь по парадной лестнице дворца, гадала, что со мной стряслось. Это я-то, которая все конфликты и обиды старается решать мирным путём и словами, сейчас закатила истерику мужчине? Сердце билось сильно и глухо. Отчего-то мне было ужасно, почти до слёз, обидно, что Толстой посчитал меня содержанкой. Хотя и винить его за это было сложно, со стороны оно ведь так и выглядело. Да если говорить начистоту, даже внутри меня шла тихая борьба с самой собой, не принять ли предложение Петра Александровича, которое, я это чувствовала, вот-вот должно наступить.
Слёзы горячим комом подступили к самому горлу. Я бегом бросилась к себе в комнату. По пути попалась Дуняша.
– …подать чаю? – Первую часть фразы я даже не услышала. Я отрицательно покачала головой и поспешила спрятаться за дверью спальни. И только тут позволила горячему кому слёз вырваться наружу.
Усталость последних дней, паника и страх навалились на меня разом. Всё это время я старалась держать оборону, не унывать. Строить планы по возвращении домой, в конце концов. Но с того злополучного дня, как моя машина времени исчезла, уже минуло больше недели. А я ни на йоту не продвинулась. Не на поручика я обижалась, я злилась на саму себя. За бессилие, нерешительность и страх.
Что бы делала на моём месте какая-нибудь Анька Рыкова? Отличница на нашем курсе, которой дали самую интересную дипломную работу. Она бы уже давно тут всех построила, изобрела бы микроскоп или пенициллин, дала бы о себе как-то знать…
Так, стоп. Дала о себе знать.
Мысли мои закрутились в совершенно другом направлении. Стать любовницей генерал-губернатора – это, конечно, хорошо. Но к сожалению, имеет долгоиграющий эффект. О таком не принято говорить в современных газетах. Максимум – в мемуарах. А они могут быть написаны и изданы многим позже, живших тогда на свете людей. Мне нужно что-то, что подействует сразу. Сделает мне имя. Думай, Вера, думай…
Я вскочила с кровати и принялась расхаживать из угла в угол своей небольшой комнатки. Учинить скандал в доме генерал-губернатора? Хорошо, но быстро забудется. Обо мне посудачат неделю, может, две, покуда чей-нибудь роман или свадьба вновь не затмят светскую жизнь Петербурга. Об устройстве микроскопа, как и о пенициллине я знала почти ничего. Ни оптика, ни химия не являются моими сильными сторонами. А что является?
Я застыла на месте, пронизанная осознанием.
Что там говорил Пётр Александрович, будет музыкальный вечер, верно?
В тот же вечер мальчишка, что работал на кухне, передал мне небольшую коробочку, обтянутую синей с узорами тканью. Загадочная посылка была перевязана бечёвкой, за которую была заложена записка на французском:
«В знак дружбы и полного доверия. Ваш Ф.»
Я не сдержала улыбки. Что не делается, то делается к лучшему. Главное, чтобы поручику не досталось по шапке за такие подарочки.
Я старалась аккуратно вскрывать коробочку, но пальцы подрагивали от нетерпения. Люблю подарки, что тут говорить.
На бархатной ткани лежала черепаховая, раздвоенная шпилька в китайском стиле, увенчанная изящным, перламутровым навершием в виде цветка. Я не удержалась от восторженного вздоха. Лавочник утверждал, что эта вещица из самого Китая и была мне, конечно, не по карману. Так что я даже не стала уточнять цену.
Я провела кончиками пальцев по изящному украшению. В мыслях был образ бравого офицера, его искрящиеся шампанским глаза. И в сердце неминуемо становилось теплей.
Глава 7. Про музыку, опережающую время
На следующее утро за завтраком было всё относительно спокойно. Дети, как всегда, быстро поели и отправились с гувернанткой по своим важным детским делам, а мы втроём остались пить кофе. Мария Алексеевна всем своим видом показывала, как страдает из-за выдуманной мигрени. Но иногда забывалась и приобретала свой обыкновенный вид. Муж, привыкший к таким представлениям, на это никак не реагировал. Судя по тому, что мне до сих пор не закатили истерику в трёх актах, о моём вчерашнем побеге пока не было известно.
Я украдкой поглядывала на Петра Александровича. На вид ему было чуть более тридцати, и у меня в голове не укладывалось, что к этому возрасту он сделал такую головокружительную карьеру. Генерал-губернатор, шеф Преображенского полка и ещё бог знает кто. Несложно догадаться, что всё это не в последнюю очередь из-за тесной дружбы с императором.
– Государь вчера изъявил желание осчастливить нас своим присутствием. – Заметил Толстой так, будто говорил под дождичек в четверг. Я чуть со стула не упала, уставилась на генерала во все глаза. Мысли он мои, что ли прочитал?
– О! – Мария Алексеевна тоже сразу оживилась. – Прикажу срезать побольше цветов, и необходимо будет… – Взгляд её наткнулся на меня. Генеральша неожиданно улыбнулась. – Мадемуазель, Вы же знаете, как стоит вести себя перед государем?
Я отрицательно помотала головой, не сразу понимая, почему это хозяйка дома такая счастливая. Ах да! Она думает, что у меня нет платья. Теперь я уже с трудом сдержала улыбку.
– Не бойтесь, Вера Павловна. – Генерал оторвался от своей газеты, взглянув на меня ласково. – Просто улыбайтесь и будьте собой. Ваши очаровательные ямочки на щеках растопят сердце любого мужчины.
Я тут же улыбнулась обходительному мужчине, демонстрируя те самые ямочки, и краем глаза замечая, как генеральша чуть на стуле не подпрыгнула. Но супруг, кажется, решил её добить:
– Его Величество выразил надежду на то, что Сергей тоже будет. – В этот раз узкое лицо Марии Алексеевны даже побагровело от гнева. Ого, а я-то думала, что я одна умею доводить её до такого состояния.
– Нет, даже не проси! Ноги его не будет в этом доме! Этого бесчестного… – Кажется, генеральша хотела завести какую-то старую волынку, но муж не дал ей этого сделать.
– Мария Алексеевна, это желание государя. – В голосе его послышались рокочущие, приятные для моего музыкального слуха нотки. Женщина нервно дёрнула подбородком и отвернулась. А мне стало страшно интересно, что же это там за Сергей такой, что лишь одним своим именем доводит Толстую до нервного тика.
На приём гости начали съезжаться около пяти вечера. Гостиная с клавесином преобразилась. Небольшие, уютные диванчики были расставлены по залу так, чтобы между ними можно было курсировать, дабы не упустить ни одного интересного разговора, но при этом, если гости рассядутся, то можно было наслаждаться музыкой и не перекрывать друг другу обзор. На низких столиках расположились тарелки с hors d’oeuvre – закусками: английские жареные устрицы в беконе, сыры с фруктами, мясная вырезка, яйца, фаршированные икрой, соленья, орехи в меду и маленькие пирожные для сладкоежек. Рядом искрилось шампанское, покачивались штофы с ликёром и бокалы с компотом. А главное, вся гостиная была украшена целым морем цветов. Кажется, что весь сад Толстых переехал сюда.
Прибывающие гости в первую очередь высказывали своё уважение, сидевшей на одном из диванчиков, хозяйке дома, потом здоровались с Петром Александровичем, который очень быстро сбежал от жены, разговаривать с каким-то усатым господином в мундире и был вынужден отвлекаться на приветствия.
