– Вы сложены как классическая английская девушка. Восхитительно и соблазнительно.
Я лишь криво усмехнулась:
– Спасибо. Я давно уже с этим смирилась, но в четырнадцать лет было обидно и больно, что платья матери не налезали на тебя, будучи слишком маленькими.
– Понимаю, – Элен указала на ягоды: – От клубники вы не растолстеете.
Я снова взяла ягоду; ее кожица чудесного пунцового цвета была словно «простегана» семенами.
– Как они ладили – мама и бабушка?
– Не очень хорошо. Каролина была замкнутой… возможно, она впоследствии изменилась, но…
– Нет, она так и осталась одинокой волчицей.
– Удачное сравнение. Она любила поступать по-своему, и ей не нравились шумные сборища. Все эти приемы, вечеринки и тому подобное. Каролина хотела рисовать и читать книги. А графиня была незаурядной, выдающейся личностью. Так что ее дочери было легко оставаться в тени.
Я представила маму и бабушку в обеденной зале, за завтраком. Свет, струившийся в окна высотой до потолка. Картины на стенах. Тусклый блеск старинного стола. Мама юная и красивая. Моя эксцентричная бабушка в индийских шелках. И обе смотрят друг на друга осуждающе, неодобрительно.
Мне стало грустно.
– Я рада, что мои отношения с мамой были лучше.
– Не сомневаюсь, что вы были для нее большим утешением. Я вижу, как сильно вы ее любили.
– Да, любила, – поднеся клубнику к губам, я откусила кусочек. Вся клубничность вселенной заполнила мне рот, разум, все мое существо. Идеальная по сочности – не слишком водянистая, не чересчур сухая – эта клубничка еще и поразила меня сладостью. Более сладкой ягоды я в жизни не пробовала. От наслаждения я закрыла глаза: – Волшебно!
– Съешьте еще одну, – хмыкнула Элен.
Открыв глаза, я потянулась за новой ягодой.
– У меня такое чувство, будто я никогда раньше не пробовала клубники, – отчаянно стараясь не уплетать, а лакомиться, я отправила рот вторую ягоду, третью, четвертую: – Они потрясающие!
– Это английская клубника, – сказала Элен. – И я все же думаю, что вы больше похожи на свою бабку, нежели на мать.
– Виолетта тоже любила клубнику?
– Не знаю. Я имела в виду вашу чувственность.
Я чуть не зарделась краской смущения. А потом подумала: «К чему? Я была сластолюбкой. Иначе я не стала бы гурманом. И ничего тут не поделаешь».
– Интересно, а маме я напоминала Виолетту?
– Наверняка. Как будто Виолетта преследовала ее.
Пораженная, я взяла новую клубничку за хвостик:
– Звучит зловеще!
– Извините. Я не то имела в виду. Не обращайте на меня внимание.
Она сказанула это не со зла.
– Где вы купили такую клубнику?
– В фермерском ларьке близ Хотона.
«Ну, вот! Еще одно напоминание о том, что нужно садиться за руль».
– Плохо…
– Она по-всякому хороша – и со сливками, и в пироге.
– Нет ничего лучше свежих ягод. Я не говорила вам, что работаю редактором в кулинарном журнале? И веду постоянную колонку об отдельных ингредиентах. Я никогда не писала о клубнике. Упущение с моей стороны. Пора исправиться.
– Дадите прочитать?
– Да, – вздохнув, я облизала с пальцев сок. Ветерок затеребил колокольчики. – Одного не могу выяснить – что все-таки произошло? Почему мама отсюда уехала?
– Я была за рубежом, когда все это случилось. Но я точно знаю, что перед моим отъездом Каролина кое с кем встречалась. Она держала все в секрете, потому что ее брат не одобрил бы этого. Но я видела их вместе в Лондоне, и Каролина мне доверилась.
– Ее мать к тому времени умерла?
Элен, кивнув, нахмурилась:
– Надо проверить, но, по-моему, Виолетта скончалась в начале семидесятых.
– Значит, она была не такой уж и старой.
– Да.
Мне захотелось подождать, пока все это уляжется в моей голове. Но с губ уже слетел новый вопрос:
– И тогда титул перешел к маминому брату, Роджеру? О нем никто ничего не рассказывает. Так странно!
– Он был очень неприятным человеком. Что-то с ним было не так. Он обращался с Каролиной довольно жестоко, но ловко это скрывал. Она ненавидела его.
– Но продолжала жить в доме после смерти матери.
– А что ей оставалось делать? Ведь именно Роджер распоряжался деньгами.
Мне такая мысль даже в голову не приходила. Потому что я действительно рассуждала в духе своего поколения, исходя из определенных привилегий, которыми женщины пользуются в современном мире. Опустив глаза на стопку альбомов, я провела пальцем по верхнему:
– Это, и в правду, печально.
– Но, в конечном итоге, Каролина все-таки уехала из Розмера.
– Да. Но почему лишь через пару лет? Когда вы видели ее в Лондоне?
– Я была в Греции в 75-м. Выходит… в 76-м или 77-м году? Она повстречала мужчину. Но много о нем не рассказывала.
В задумчивости я прочертила пальцем круг на обложке альбома.
– Мог ли тот ее любовник быть вашим отцом? – напрямик спросила Элен.
Я вздрогнула.
– Нет. Мой отец был американцем. Я родилась в Сан-Франциско.
– Как интересно… Мне вот подумалось: а что, если они вместе сбежали в Америку?
– О, это было бы хуже всего! Если мама, наконец, обрела счастье, а потом потеряла его такой молодой?
Элен прикоснулась к моей руке:
– Извините меня. Я просто забылась. Стала рассуждать вслух. Я вижу, вы что-то еще принесли?
– Несколько старых маминых альбомов. Но теперь я вообще не знаю, что надеюсь выяснить с их помощью…
– Давайте глянем?
Один за другим я выложила альбомы на стол. Это была разнородная коллекция маминых работ нескольких периодов. Так я думала во всяком случае.
– Кажется, вот этот самый ранний, – показала я Элен квадратный альбом с эскизом птицы. На остальных набросках в альбоме тоже были изображены птицы – поющие, сидящие, летящие и чистящие перышки. Одна птаха даже купалась в ванночке для птиц.
А еще мама рисовала белок, божью коровку и многих прочих существ.
– Должно быть, Каролина рисовала это еще совсем юной, – сказала Элен. – Здесь нет той проработанности деталей, которую она освоила позднее.
Мы просмотрели все альбомы. Конечно, не постранично. Но достаточно для того, чтобы получить представление о каждом из них и о том, над чем работала мама. В одном были поля, деревья, облака. В другом мама продолжала изучение белок и птиц, зарисовывая их уже более детально. В третьем были рисунки самых разных глаз – и человеческих, и звериных. «А вот в этом мама начала изучать черно-белых кошек», – подумала я. Их глаза глядели на меня с каждой страницы, зачастую с очень странным выражением. Мне стало интересно, как маме удавалось подмечать такие взгляды. И, прежде чем перевернуть страницу, я пристально всмотрелась в глаза на открытом рисунке.
