– Как я понимаю, вы еще не получили никаких официальных уведомлений за прошедшие сутки?
У меня все похолодело внутри:
– Уведомлений?
– Да. Ваш бойфренд подал в суд иск на половину средств, вырученных от продажи дома.
– Что??? Да как он мог?
– От любого человека можно всего ожидать. Вопрос лишь в том, что суд сочтет «зловредностью», а что посчитает законным требованием.
– Разве его требование законно? – прогремевший над головой гром практически расколол весь дом надвое, и я, подскочив, уставилась на потолок. – Это дом моей матери. А с Грантом мы расстались.
– Он утверждает, что это общее имущество. И он имеет на него право по закону об алиментах, выплачиваемых одному из партнеров, состоявших в незарегистрированном браке.
– Это типа узаконенного супружества?
– Ну, что-то вроде того. В Калифорнии такие браки не признаются, но прецедент о разрешении спора в пользу сожителя на основании другого свода законов, тем не менее, имел уже место, – Нэнси выдержала паузу. – Советую вам незамедлительно нанять адвоката.
– Как? Я в сотнях миль от Сан-Франциско! – вспыхнувший гнев застил мне глаза. – Как он посмел!
– Это мерзкий поступок. Окажись на вашем месте я, я сделала бы, что смогла, чтобы себя защитить. У нас есть немного времени до вынесения судебного решения, но не медлите.
– А сколько у нас времени?
– Суд назначен на 15 июня.
Чуть меньше месяца!
– Хорошо. Спасибо, что предупредили, Нэнси.
– Пожалуйста. Я уверена, что вы в ближайшее время получите судебную повестку, – Нэнси вздохнула. – Держите меня в курсе.
– Обещаю, – нажав «Отбой», я тут же перезвонила маминому агенту: – Мэри, что случилось?
– Мне предписано наложить запрет на перемещение или продажу любых работ вашей матери. Что, черт возьми, происходит?
– Я порвала со своим бойфрендом, Грантом. И теперь он собирается завладеть частью моего имущества.
– Этот неудачник? Вот почему я говорю всем женщинам-клиенткам: никогда не связывайтесь с другими художниками. Они все такие эгоцентристы! – горечь в тоне Мэри чувствовалась даже за сотни миль. Явно личный опыт. – И Грант Казлаускас – тот еще тип!
– Мне нужно сделать несколько звонков, найти адвоката, который представлял бы мои интересы, пока я пытаюсь уладить здесь дела. Я позвоню вам, как только выясню, что происходит, – я подумала о триптихе в своей квартире. Лучшая мамина работа! И она была моя! На глаза навернулись слезы: – Ублюдок…
– Если от меня будет зависеть, я сделаю так, что он не сможет больше выставляться нигде в нашем городе!
– Я непременно выложу эту информацию, – сказала я. – И позвоню вам, как только найду человека, который будет меня представлять.
– Хороший адвокат по разводам – Уильям Веракрус. Он занимался разводом Беллингемов. Миссис Беллингем – моя клиентка, и ему удалось добиться раздела имущества на очень выгодных для нее условиях. Вы можете сослаться на меня, если обратитесь к нему.
– Спасибо.
Закончив разговор, я включила ноутбук и набрала в поисковике Гугла фамилию адвоката. На странице его сайта красовалось фешенебельное офисное здание, и я сразу набрала указанный номер. Офис-менеджер, естественно, не соединила меня, и я оставила сообщение. А затем я позвонила Гранту. Тот ответил на втором гудке. Как будто ждал:
– Привет, Оливия! Бьюсь об заклад, ты хочешь помириться.
– Даже не мечтай об этом. Что ты вытворяешь? Ты же отлично понимаешь, что это неправильно. Все мамино имущество принадлежит мне. И я желаю получить мои картины. Они очень важны… – я осеклась и прикусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Я была почти уверена, что триптих содержал необходимые мне подсказки. Мне необходимо было его вернуть! Но ничего подобного я Гранту говорить не стала. А вместо этого сказала: – Ты знаешь, Грант, как тяжело я перенесла уход мамы. А ты ее не любил. Ты руководствовался только корыстью.
– Давай лучше поговорим о соглашении. Дом продан за три миллиона четыреста тысяч долларов. Отдай мне треть этой суммы, и я верну тебе картины и уйду.
– С какой стати? – едва не задохнулась я от лавинообразного гнева, прорвавшегося все-таки наружу. – Ты бросил меня в самое трудное время!
– Не драматизируй. Все, чего я хочу, – это иметь свое жилье, свою квартиру. И ты, Оливия, знаешь, что я не столь успешен, как ты или твоя мать.
– Это не моя проблема. А твоя, – мои руки затряслись от возбуждения. – Если ты не отступишься, Мэри не станет продавать твои работы ни в одной галерее Залива. Она мне это пообещала!
– Это не единственный рынок на свете.
И я осознала: даже заключи мы соглашение, это ничего не значило. Он мог рисовать, путешествовать и выставляться, если бы хотел – по крайней мере, пока не промотал бы все деньги.
– Что ж… С тобою свяжется мой адвокат.
– Ты можешь просто договориться со мной, Оливия. К чему нам адвокаты? Давай сами выработаем соглашение. Ты получишь свои деньги, и я от тебя отстану. Что в этом такого?
– А то, что все это мое, Грант. Квартира была моей, а живешь в ней ты. Картины мои. Дом мой. То, что ты несколько лет состоял со мной в отношениях, не дает тебе никаких прав на мое имущество.
– Посмотрим.
Я бросила трубку – слишком разъяренная, чтобы разговаривать дальше.
Одна в своей-чужой квартире, я заметалась туда-сюда – к окну и обратно в крошечную кухню, снова к окну и назад. Я ощущала себя не только преданной, но и полной идиоткой, и из-за этого кипела злостью. Я не ожидала, что Грант такой мстительный. Дождь лил как из ведра, закрывая мне обзор пустынной улицы. «А, может, выплатить ему отступные? С чем я в таком случае останусь? И отвалит ли от меня Грант, если мы заключим подобное соглашение?»
Фу-у! Нет! От одной этой мысли мне захотелось залепить Гранту затрещину. Этот гад присосался ко мне как пиявка. Какой же он паразит! И какой же дурой была я, позволяя столько лет собой пользоваться. Как же я не распознала его корыстный интерес? Я вдруг почувствовала себя дико униженной. Грант всегда преследовал корысть! И когда подкрался ко мне на вернисаже, и когда очаровывал меня потом в ресторане, и когда начал медленно вторгаться на мою территорию, постепенно отвоевывая себе лучшее пространство. И действовал он так продуманно и коварно, что я ничего не замечала: сначала просто переехал ко мне, потом начал писать картины на верхнем уровне, а затем и вовсе занял самую хорошую комнату в моей квартире под свою студию. Наши выходы в рестораны были в большинстве случаев обусловлены моей работой – мне нужно было либо взять интервью, либо написать отзыв о новом популярном заведении, предлагавшем свободный вход.
Еще до аварии напряжение между нами возросло до такого предела, что стычки начали случаться постоянно. Грант рисовал, но не так много, чтобы выставляться и производить фурор на показах или задавать тон на творческих встречах. И он практически не приносил в дом денег. В прошлом году я уехала в командировку в Испанию, но Гранта с собой не взяла. Он, конечно, разозлился, но я не поддалась. А когда вернулась из поездки, Грант прикинулся раскаявшимся, сделался шелковым, и я подумала, что наши отношения наладились.
