Вестон покачал головой.
– Я и забыл, какая вы семейка Адамс. Всегда знал, что твой старик садист, но не подозревал, что ты мазохистка, Фифи. Ну, приятного ужина, черт побери. – Он повернулся и вышел из ресторана.
Мы с отцом остались стоять. Отчего-то мне не хотелось садиться первой.
– Я здесь всего тридцать шесть часов, – раздельно произнесла я. – И потрудись на меня не давить. Если мне понадобится помощь, я за ней обращусь. Мы на одной стороне, и я считаю просьбу о помощи в случае необходимости качеством лидера, а не слабака. А теперь не угодно ли присесть и обсудить проблемы, возможно, что-нибудь посоветовать из своего многолетнего опыта? Я буду только рада конструктивной беседе. Если нет, я закажу себе ужин в номер.
Отец что-то пробурчал под нос, но взял салфетку и сел.
– Большое спасибо, – бросила я.
Остаток ужина прошел спокойнее, хотя чем дальше я перечисляла накопившиеся осложнения, тем труднее отцу было удержаться и не навязать мне нахрапом Спенсера. Сводный братец, как всегда, кивал и повторял за папашей, но ничего ценного не добавил.
Я отказалась от кофе и десерта, чтобы не затягивать встречу. К счастью, отец и Спенсер последовали моему примеру. Мы распрощались в фойе. По дороге к лифтам мне очень захотелось свернуть в бар, но я знала, что мне сейчас понадобится свежая голова. Через пару минут у нас с Вестоном состоится совещание, о котором он и не подозревает.
* * *
– Так и знал, что ты не устоишь перед вторым раундом! – обрадовался Вестон, распахнув дверь и не отпуская руку.
Я прошла мимо него в номер. Развернувшись, я впервые заметила, что на нем лишь расстегнутая рубашка и черные боксеры. Я обвела рукой это безобразие:
– Ты чем занимаешься, черт побери?
Он взглянул на себя.
– М-м-м… раздеваюсь.
Я отвернулась.
– Надень что-нибудь, болван.
К моему удивлению, он послушался. Подошел к своим брюкам, висевшим на спинке стула, и натянул их. Молнию он застегнул, но с пуговицей и ремнем возиться не стал.
Обернувшись, раз он принял приличный вид, я невольно засмотрелась на тонкую дорожку волос, тянувшуюся из-под расстегнутого пояса к пупку. Я попыталась не отвлекаться, но эта дорожка… черт, она была сексуальна как не знаю что. Это взбесило меня еще сильнее.
Сморгнув, я усилием воли вскинула взгляд и уперлась руками в бока:
– Какого черта? Ты знал о проблеме с профсоюзом и поехал к ним один? Это что еще за хрень?
Вестон пожал плечами.
– Что-то я не видел звонков на своем телефоне после того, как ты обо всем узнала.
– Я узнала уже после того, как ты свалил на свою таинственную встречу! – возмутилась я.
Вестон подался ближе.
– Твой папаша – настоящий козел.
Ну, это любой скажет. Это не тайна, тем более для меня. Я имею право критиковать отца как угодно, но больше никому этого не позволю, тем более Локвуду.
– Не говори такие вещи о моем отце.
Глаза Вестона расширились, и он даже немного подался назад.
– Ты его защищаешь после того, как он с тобой разговаривал?
– Как он со мной говорит, не твое собачье дело!
Он усмехнулся, но промолчал.
– Чему ты ухмыляешься? – зарычала я.
Вестон постучал пальцем по передним зубам.
– У тебя тут что-то застряло, шпинат или петрушка. Ты ела устриц «Рокфеллер»? Очень недурны, не правда ли?
– Чего?! Не ела я никаких устриц. – Я поспешно вытерла зубы.
– Я сейчас тебя в детстве вспомнил. Помнишь, какая щель у тебя была между резцами? Там могло застрять только что-то здоровенное. Почему ты от нее избавилась? Мне она нравилась.
У меня действительно в детстве были ужасные зубы – я провела несчетные часы в кресле ортодонта и пять лет носила брекеты. Но меня удивило, что Вестон это помнит.
Застав меня врасплох, он наклонился и ногтем коснулся моих зубов, что-то оттуда вытащив.
– Вот, – сказал он, поднимая палец.
Отчего-то этот простой жест показался удивительно интимным, согревающим сердце. Поэтому в качестве контрмеры я напустила на себя арктический холод.
Шлепком отогнав его руку, я проворчала:
– Держи руки при себе.
Вестон двинулся на меня.
– Ты уверена? – Он положил руку мне на бедро. – Вид у тебя, будто ты не прочь выпустить пар.
Меня возмущало, что тело немедленно реагировало на его прикосновения. Это бесило даже больше, чем то, что Вестон делал или как он вмешался в мой разговор с отцом.
– Нужен ты мне!..
Он оказался совсем рядом. Пальцы глубже впились в мое тело.
– Наконец-то мы на одной странице.
– Почему ты мне не сказал про профсоюз?
Он наклонился ближе ко мне и глубоко вдохнул.
– Что у тебя за духи?
– Отвечай, засранец, почему ты ничего мне не сказал о забастовке?
– Я бы сказал, но тебе бы не понравилось.
– Мне не нравится основная часть того, что выходит из твоего рта, однако это не мешает тебе болтать!
– Председатель профсоюза не воспринимает женщин всерьез. Если бы ты увязалась за мной, этот говнюк не стал бы тебя слушать, а после обсудил со мной твои сиськи. Это бы вывело меня из себя, и я бы ему врезал. Во избежание такого геморроя я съездил один.
– Лучший способ справиться с сексистом – это не уступать ему и общаться в профессиональном ключе!
Вестон вроде бы обдумал мои слова и кивнул:
– Окей. Я хотел защитить тебя от дерьма, а не подставлять под коричневый поток, но я тебя понял.
Напряжение начало меня отпускать.
– Больше так не делай.
Угол его губ дернулся.
– Слушаюсь, мэм.
Он посмотрел на свою руку, все еще лежавшую у меня на бедре, и я тоже туда посмотрела. Рука медленно начала подниматься.
Меня охватило приятное томление. Следовало ударить по этой руке и гордо выйти из номера, но я стояла столбом, глядя, как она прошлась по моему бедру, обвела изгиб талии и скользнула по боку. Добравшись до округлости груди, Вестон взглянул мне в глаза.
У меня возникло чувство, что он дает мне время его остановить. И мне очень-очень хотелось его остановить. По крайней мере, это диктовал рассудок. А вот тело… у тела было свое особое мнение. Прошло всего двадцать четыре часа после того, как Вестон ко мне прикасался, но я успела отчаянно, исступленно стосковаться. Грудь поднималась и опускалась все быстрее, пока я смотрела, как рука Вестона проехалась вверх по шелковой блузке, накрыла чашку бюстгальтера и сжала.
