Такой бездарной актерской игры Амара еще не видела. Она поверить не может, что Вибо на это клюнет. Однако его лицо смягчается, и он сжимает ягодицы Виктории, притягивая ее к себе.
— Похотливая маленькая волчица…
Виктория не нуждается в дальнейших поощрениях. Пока Амара и Дидона задергивают занавеску, она успевает затолкать управляющего термами в свою кубикулу, раздеть его и уложить на спину. Пенис у Вибо не больше, чем у улитки, но Виктория визжит от восторга и проворно забирается сверху. Управляющий стонет.
— О, не жадничай! — произносит Амара и бросается на Вибо, прижимая груди к его лицу.
— Там хочу сесть я! — Дидона отталкивает ее и пытается залезть на кровать.
Виктория, полная решимости не затягивать мучения дольше необходимого, резво скачет на Вибо, а тот хватает ртом воздух, боясь задохнуться под грудой женских тел.
— Нет, нет… — говорит он Дидоне. — Вы две лучше ублажайте друг друга. А я посмотрю.
Амаре и Дидоне не внове выполнять подобный запрос. Они с наигранным вожделением трутся друг о друга, стараясь не встречаться взглядами. В считаные мгновения Виго кончает. В нужный момент они по отмашке Виктории громко вскрикивают и со вздохом притворного удовлетворения обвиваются вокруг распластавшегося управляющего термами. У Амары уже начинает затекать рука от долгого лежания в одном положении, когда Вибо с усилием поднимается.
— Вы замечательные девочки, — говорит он с сияющим от удовольствия лицом. — Замечательные.
— О, спасибо, — выдыхает Виктория и целует его ладонь, будто перед ней сам император. — Мы тебя обожаем.
— Обожаем, обожаем! — вторит Дидона, переворачиваясь и одаряя его восторженным взглядом.
Амара не решается заговорить и, призвав на помощь весь свой артистизм, издает соблазнительный вздох. Виктория медленно помогает Вибо одеться. Столпившись у двери в кубикулу, они покрывают его долгими прощальными поцелуями, разыгрывая огорчение от его ухода. Вибо покидает лупанарий значительно повеселевшим.
Дидона начинает хихикать, но Виктория прикладывает палец к губам.
— Рано, — говорит она. — Подождите.
Они бок о бок сидят на кровати, дожидаясь, чтобы Вибо точно ушел.
Потом Дидона вполголоса шепчет: «Мы тебя обожаем!» — и все три девушки сгибаются пополам от смеха.
Когда они, накинув плащи, выходят спросить, не оставил ли Вибо денежной благодарности, на дверях стоит уже не Трасо.
Галлий приветствует их усмешкой.
— Уж не знаю, что вы, дамы, сделали, но, когда я сказал, что вы обслужили его бесплатно, он удвоил нашу ночную прибыль.
Виктория издает торжествующий вопль.
— И за это мы заслуживаем небольшой перерыв в «Воробье». — Виктория ласково кладет голову ему на плечо, при виде чего Бероника вскипела бы от гнева.
Он колеблется.
— Да ладно тебе! — Виктория бьет его по руке. — Нет ведь никого! У тебя три женщины на месте. Мы только распалим нескольких клиентов и приведем их сюда.
— Что ж, идите, — вздыхает Галлий.
— А он не так уж и плох, — говорит Дидона на ухо Амаре, когда они переходят улицу. — Может, Бероника и права насчет него.
— У нее добрые глаза, как у его матери? — спрашивает Амара, вскинув бровь.
— А может, и нет, — морщится Дидона.
«Воробей» набит до отказа. Лампы, свисающие с дверного проема и стропил, бросают отблески на медные горшки, прикрепленные Зоскалесом к стене. Свет и шум сбивают с толку. Никандру, торопливо разносящему напитки, помогает домашняя рабыня Сава, ночами работающая подавальщицей. Зоскалес из-за стойки развлекает посетителей тягомотным рассказом про свою жену.
Что бы Виктория ни говорила Галлию, она пришла сюда вовсе не охотиться. Девушка проталкивается к свободному месту за столом, где играют в кости трое мужчин.
— На сколько вы играете?
— За сколько ты продаешься? — фыркает один из них, пытаясь положить руку ей на бедро.
Виктория раздраженно отмахивается, забыв о привычном кокетстве. Она играет всерьез и не брезгует мухлевать при помощи костей со смещенным центром тяжести.
— Могу повысить до трех ассов.
Амара и Дидона наблюдают, как Виктория настаивает на своем, пока мужчины не сдаются под ее напором и не принимают ее в игру.
— Она победит, — говорит Амара. — Они даже не догадываются, что их ждет.
Никандр замечает Дидону и с улыбкой машет, подзывая девушек к себе и требуя у других посетителей освободить им место на скамье.
— Горячего вина? С медом? — Он уже направляется к стойке.
— Спасибо, — произносит Дидона.
— Вы здесь на всю ночь? — скорее дружелюбно, чем двусмысленно спрашивает один из уступивших им место мужчин. У него приятное лицо и черные, седеющие на висках волосы. Перед ним лежит маленькая тростниковая флейта, а на ней оберегающе покоится его ладонь.
— Возможно, если ты нам сыграешь, — отвечает Амара.
Он смеется.
— Вы певицы?
— Да.
Дидона кидает на нее быстрый взгляд. Обеих девушек обучали музыке под родительским кровом, но известные им приличные песни не годятся для трактирного застолья.
— Рад познакомиться с сестрами по музыкальному духу, — говорит мужчина. — Меня зовут Сальвий. — Он показывает на своего спутника. — А это Приск.
Приск склоняет голову в приветствии.
— Амара и Дидона. Можно? — Амара берет в руки флейту. — У моего отца была такая же, — произносит она, умолчав о том, что флейта была лишь одним из многих отцовских инструментов, а сама она умеет играть на лире.
Она возвращает флейту Сальвию, и тот прикладывает ее к губам и начинает играть. Его искусство превосходит ожидания Амары. Он наигрывает мелодию популярной кампанийской песенки, в нескольких веселых куплетах повествующей о пастухе, который вздыхает по своей зазнобе. Приск начинает петь и призывает девушек к нему присоединиться. Послушав песню несколько раз, чтобы запомнить слова, Амара начинает подпевать. У нее сильный чистый голос, и несколько посетителей отрываются от разговоров и начинают ритмично хлопать в ладоши.
Когда песня подходит к концу, посетители таверны наперебой требуют спеть еще. На сей раз Сальвий начинает играть знаменитую мелодию о Флоре и весне.
— Спой со мной, — говорит Амара подруге. — Эту ты тоже знаешь!
Голос Дидоны не настолько силен, как у Амары, но гораздо слаще. Она запевает неуверенно, но, когда они повторяют песню, отдается радостному настроению. Ее лицо сияет как никогда. Никандр не сводит с нее глаз, застыв с кувшином медового вина в руках и не смея поставить его перед девушками, чтобы не разрушить чары. Приск отодвигает стол, уговаривая девушек встать.