Для вдовы это скорее неподходящее замечание, но Юлия только смеется.
— Полагаю, на вилле в Мизене нам будет чем себя занять, — говорит она. — Это необычайное место. Боюсь, после него Помпеи покажутся тебе пресными.
— Дамы, если вы готовы, то прошу вас на борт.
Это не Плиний, а один из его моряков. Этот человек не имеет ничего общего с командой оборванцев на торговом корабле, на котором Амару привезли из Пирея в Путеолы. Напротив, он одет в форму личной гвардии императора.
— Спасибо, — говорит Юлия, в то время как Амара только смотрит на него во все глаза.
Подъем по деревянному трапу вызывает у Амары неприятные воспоминания, но, как только она оказывается на просторной светлой палубе, где ей ничто не угрожает, все мысли о путешествии в качестве груза испаряются.
— Как красиво, — выдыхает она. Моряк, который помог им подняться на борт, смеется.
— Враги Рима говорят нечто иное, когда наш красавец налетает на них со скоростью орла, — произносит он и отходит к Плинию, который, как теперь видит Амара, стоит на носу корабля и беседует с другим моряком. Даже с такого расстояния она отмечает, как сейчас он не похож на рассеянного ученого, каким Амара привыкла его видеть. Впервые Амара может представить, как он выглядел в свои молодые годы, большую часть из которых пробыл на военной службе в Германии.
— Когда я путешествую морем, то всегда думаю о моем отце, да пребывает его тень в мире и покое, — вздыхает Юлия, облокотившись о деревянные перила. Ливия присоединяется к своей тетке, кладет руку ей на плечи и гладит ее. Этот жест на удивление интимный, и Амара сразу же вспоминает прикосновения Филоса.
— Твой отец также был на службе у императора? — спрашивает Амара.
— Последний его пост был вместе с Плинием в Испании, Плиний тогда командовал кораблем прокуратора, — отвечает Юлия. — Мой отец великолепно разбирался в финансовом деле, именно так он получил свободу в Императорском суде, за много лет до моего рождения, разумеется.
Благодаря надписи в Венериных термах, нарекающей ее подругу «дочерью Спуриуса», Амара знает, что Юлия незаконнорожденная; возможно, ее мать была конкубиной, как и сама Амара теперь.
— Я родилась, когда его жизнь уже клонилась к закату, — говорит Юлия. — Я рада, что он дожил до таких преклонных лет.
Когда весла поднимаются над водой, Амара хватается за перила. Она слышит крики, но не разбирает команды. Квадрирема медленно покидает порт, огибая колонну Венеры у входа в гавань. С такого близкого расстояния богиня кажется еще огромнее, и когда Амара поднимает взгляд, то испытывает иррациональный страх, что Афродита сейчас опустит гигантскую руку и раздавит ее, как муравья.
Как только они оказываются в открытых водах, раздаются новые команды, весла резво и ритмично поднимаются и опускаются, и корабль быстро развивает потрясающую скорость. Ветер откидывает волосы Амары назад, и она еще крепче держится за перила.
— К этому нужно немного привыкнуть, — замечает Ливия.
Амара боится выпрямиться и стоит ссутулившись у борта, когда к ним подходит Плиний. Он легко идет по палубе, не обращая внимания на качку. Амара усилием воли заставляет себя выпрямиться, не желая, чтобы он счел ее слишком нежной.
Плиний не тратит время на приветствия, а просто указывает на удаляющуюся линию берега.
— С моря открывается бесподобный вид на Кампанию, — говорит он, предлагая им взглянуть туда, куда он показывает. Повинуясь, Амара отрывает взгляд от сверкающей синевы, по которой они несутся на такой головокружительной скорости, и смотрит на берег. Земля движется не так умопомрачительно быстро, но Помпеи уже далеко, и Венера в гавани сильно уменьшилась.
— Те темные провалы на Везувии, которые вы можете наблюдать, — рассказывает Плиний, — одни из лучших виноградников в Италии. Местные садовники приучают лозы обвиваться вокруг тополей, они достигают самых высоких веток, поэтому с них крайне трудно собрать урожай. Я даже слышал, — добавляет он с улыбкой, так что Амара не понимает, шутит он или нет, — что сборщики урожая пытаются добиться, чтобы их погребальный костер и могила были оплачены по трудовому договору.
— Я сомневаюсь, что опытный работник может упасть с тополя, если только он не слишком усердно дегустировал прошлогоднее вино, — замечает Юлия, и Плиний смеется.
— Вон там находится Суррентум, — продолжает он. — Отсюда как раз видно мыс Минервы, смотрите, вон там, где когда-то жили сирены.
— Сирены жили здесь, на итальянском побережье? — спрашивает Амара.
— Если верить легендам, — с лукавой улыбкой отвечает Плиний.
Амара не помнит, чтобы она когда-нибудь путешествовала с такой скоростью, как во время этой морской прогулки по Неаполитанскому заливу. Она восхищенно слушает, как Плиний повествует не только о ландшафте побережья, горячих источниках, городах и реках, но и о связанных с ними легендах, животных, которые обитают в каждом регионе, и даже о растениях и их свойствах. Иногда Амара ловит на себе взгляд Юлии, которую явно забавляет то, с каким живым восторгом она внимает адмиралу. Даже Плиний, который уж точно никогда не интересовался Амарой как женщиной, как будто не может устоять перед ее чарами.
Они подходят к Мизену, и корабль начинает снижать скорость, а Плиний извиняется и отправляется к своей команде.
— Он любит, когда его слушают, — с нежностью и вполголоса произносит Юлия, наблюдая, как Плиний беседует с капитаном на носу корабля. — Не удивительно, что он освободил тебя.
— Это потрясающе, — говорит Амара. — Он как будто помнит все, что когда-либо читал. И в целом свете нет другого такого человека!
— Амара, я тебя умоляю, — произносит Юлия, а Ливия фыркает от смеха. — Я вынуждена попросить тебя не относиться к Плинию как к богу в течение ближайших нескольких дней — ты его совсем испортишь.
Квадрирема замедляет ход в виду Мизена, и, когда она поворачивается, Амара впервые видит местную гавань. Это буквально плавучий лес: мачты здесь стоят так же плотно, как деревья на побережье, мимо которых они только что проплывали. В доках суетятся работники: они чинят и чистят корабли, кто-то висит за бортом на веревках, совсем близко к поверхности воды. Их собственный корабль, габаритами превышающий большинство тех, что уже стоят на якоре, медленно проплывает вдоль нескольких военных судов, чтобы встать в виду морских казарм, на все это уходит некоторое время.
Секунд помогает Амаре сойти на берег, и она цепляется за него, еще неуверенно стоя на ногах, хоть земля больше и не качается у нее под ногами. Плиний не сходит с корабля, и, когда Секунд уводит их прочь, Амара с грустью понимает, что у адмирала, должно быть, еще много дел в порту. Они направляются не в город — скопление ярких зданий, которые, точно моллюски, лепятся к гавани, — а переходят по деревянному мосту, переброшенному через широкий канал. Теперь Амаре видно, что дальше лежит еще одна, более просторная закрытая гавань. Лес из мачт, который так поразил ее по прибытии, — это была лишь часть флота. Дорога уходит круто вверх по холму, и гавань оказывается под ними, и чем выше, тем лучше виден лазурный залив. На вершине холма их уже ждет личный экипаж адмирала. Амара забирается внутрь и садится между Юлией и Ливией на сиденье с подушками. Секунд укладывает багаж и также забирается внутрь, но держится на почтительном расстоянии. Амара видит спину возницы, который направляет лошадей вперед по дороге; от тряски она немного заваливается на Ливию. Едут они недолго, и когда экипаж останавливается, то слуги помогают женщинам выйти; щурясь и моргая на солнце, Амара понимает, что их привезли в самое сердце великолепного поместья Плиния. Оно окружено высокими стенами, а на холме, с видом на залив и массивный пик Везувия, стоит вилла, обнесенная просторной террасой.
