– О том, леди Элизабет, что сейчас самое время принести свои глубочайшие и искренние извинения той горничной, которую вы – по чистой случайности, как мы уже выяснили, обидели, – я улыбнулась девушке, сметающей на совок шелуху от семечек с ковра. – Сьюзи, отвлекись, пожалуйста, на минутку. Мама Кассиана хочет тебе кое-что сказать.
Лицо свекобры стало непроницаемым, будто я с нее огромный долг потребовала, который та и не собиралась никогда отдавать. Щеки и лоб пошли пунцовыми пятнами, словно кто-то ей засосов наставил.
– Я прошу прощения за ту случайность, – процедила она, вперив взгляд в сторону.
– Сьюзи, ты принимаешь извинения? – я посмотрела на покрасневшую девушку.
– Конечно, Эльвира, – пробубнила она, не поднимая глаз. – Можно мне идти?
– Разумеется, – я посмотрела ей вслед. – Очень надеюсь, что впредь подобных инцидентов в моем доме не будет.
– Вы придаете слишком большое значение чувствам слуг, – фыркнула свекровь. – Они должны бояться хозяйку.
Ага, и каждое утро плевать ей в чай, а то и что похуже!
– А вы с ними запанибратски обращаетесь. Распустите совсем, сядут вам на шею и ножки свесят. Почувствуют себя ровней госпоже, наплачетесь! Работать перестанут, начнут по углам обжиматься, выходные просить. Потом и вовсе воровать примутся, весь дом растащат!
Ага, непременно. Я усмехнулась. Каждый судит о других по себе. Поэтому у одного все воры и убийцы, ходи да оглядывайся, бей первым, а у другого все милейшие люди, душевные, готовые помочь и защитить. Правда, конечно, посередине, в мире полно и хорошего, и плохого, от этого никуда не деться.
– Если бы я была в этом поместье хозяйкой, – глаза Элизабет затуманились мечтательно, – то живо навела бы тут порядок, вот как их всех держала бы! – она так стиснула кулак, будто кого-то пыталась задушить. – Они бы все у меня по струнке ходили, как миленькие, дышать бы боялись!
И через неделю в доме бы никого не осталось, все слуги сбежали бы подальше, проклиная, на чем свет стоит, такую мегеру! Пришлась бы госпоже самой свои туфли чистить, трусы стирать и, какой кошмар и ужас, чистить клозет!
– Вы молоды, Эльвира, вам простительно, – свекровь великодушно «отпустила грехи» нерадивой невестке. – Но я готова вам помочь и обучить всем тонкостям, которые надобно знать леди с таким хозяйством!
Кажется, я влипла – по самый замуж! Вот точно, заклинанием усыплю эту парочку и посылкой отправлю тому эльфу, с которым она греховодничала! Я открыла рот, чтобы ответить нахалке, но она вскрикнула, будто ее наша букараха за непотребное место укусила.
– Что случилось, матушка? – заволновался Кассиан.
– Там! – она указала дрожащей рукой под стул, стоявший неподалеку.
– Что? – я метнула взгляд в ежика, который сидел там и старательно поправлял бигудюшки.
– Там пусто, мама, – подыграл мне муженек, невинно улыбаясь.
– Поняяяятно, – протянул колючий субъект, вздохнув. – Уже мальчика попортила? Вот ведь ведьма!
– Он говорящий! – потрясенно выдохнула леди Элизабет и схватилась за грудь. – Но ведь не фамильяр… Мне дурно!
– Вам, наверное, мерещится, матушка, – Кассиан притворно вздохнул. – Переизбыток магии в организме сказывается, должно быть!
В ее организме переизбыток кое-чего другого, с усмешкой мысленно отметила я. Того, на чем прекрасно растут овощи и фрукты!
– Такое веселье, да без меня? – на моем плече проявился Кактус Валерьяныч. – А почему на фамильяров так не реагируют, кстати? – шепнул он мне на ушко, запустив коготки в кожу.
– Все же видят ауру фамильяра, царапучее ты существо, – пояснила я. – Не мешай развлекаться!
– Надоели вы мне, – вздохнул тем временем ежик. – Как будто никогда ежа говорящего не видели, в самом деле! – бурча себе под нос, он потрусил дальше.
– Ох, и примерещится же такое, да еще на ночь глядя! – свекровь достала веер, с щелчком его раскрыла и глянула на притихшую Лорину. – А ты чего молчишь? Тоже видела этого ежа?
– Нет, – не моргнув глазом, соврала девица. – Я пока что в здравом уме. Еж в бигудях – это только ваше воображение могло такое придумать, мама! – она отсела подальше с невозмутимым видом и снова принялась за семечки.
О как! Шустро маман в сумасшедшие записала, открестилась от нее и все, знать не знаю эту женщину, не родственники мы! Далеко пойдет эта эльфийка-полукровка!
Я уже хотела признаться, что никто не сбрендил, но тут через открытое окно донеслось:
– Хи-хи-хи, ха-ха!
– Опять этот милаха бежит! – Кассиан улыбнулся.
– Только не это! – прошептала я, вскочив. – Прячьте быстрее!
– Что прятать? – свекровь нахмурилась. – Что происходит, Эльвира? Да объясните же, в конце концов!
– Быстрее!!! – я схватила плошку с семечками и, не придумав ничего иного, высыпала их в декольте Элизабет.
Если оттуда подкладки, имитирующие пышную грудь, вытащить, можно целый мешок картошки спрятать!
– Вы сбрендили совсем?! – проорала та. – Это платье стоит дороже всей мебели в вашей гостиной!
– Рада за вас, – пробормотала я, прислушиваясь.
Неужели пронесло?
– Приветики! – донеслось из раскрытого окна. – Чего это вы тут делаете? – наш недавний знакомец, хомяк Хохотундель, запрыгнул на подоконник. – И почему, – он заводил носом, – тут так чудесно семечками пахнет?
– Хохошечка, тебе показалось, – пропела я, прикрыв собой Элизабет.
– Сомнительно, – протянул он, подозрительно прищурившись. – Этот запах везде узнаю! Сладенькие мои, только что пожаренные! Вкуууусненькие!
– Хома, нет! – я предостерегающе выставила вперед руки. – Хомочка, не надо!
– С-с-семууууш-шкииии! – низким басом протянул Хохотундель, начав разбухать на глазах.
Да чтоб вас всех, ежкин бобрик! Проклятая свекобра, угораздило же ее запрещенку где-то найти и сесть хомячить прямо в гостиной!
– Что происходит? – прошептал Кассиан, подбежав ко мне. – Эля?
– Прости, объяснять некогда, – бросила я. – Спасайся, кто может!
А кто не спрятался, сам виноват, если что!
– Мамочки! – Кактуся метнулся к комоду.
Я толкнула Кассиана за папино кресло, а сама рыбкой нырнула следом.
– Мои бигудя! – завопил ежик и начал карабкаться на лестницу.
– Помогите! – завопила Лорина.
– Ааааа! – громче всех протрубила, словно слон, леди Элизабет.
А предмет переполоха, хомяк Хохотундель, дорос до размеров хорошо раскормленного бегемота и бросился на поиски семечек. Которые прятались в корсаже моей свекобры. От его скачков по гостиной люстра закачалась, как маятник, мебель посыпалась на пол, а половицы застонали столь жалобно, будто были живыми.
