– Я всегда тебя на дух не переносила, – усмехнулась она. – Так что с удовольствием посмотрю, как твое сердце станет рубином в короне Фарианы! Многовато чести, на мой взгляд, но то, что тебе для этого придется сдохнуть, весьма утешает! Твои похороны лягут целительным бальзамом на мое сердце!
– Как будто оно у тебя есть, бессердечная тварь! – выплюнула я в ее сторону.
– Побыстрее бы наступил день твоих похорон! – не осталась в долгу моя врагиня.
– И думать об этом не смейте! – побледневший Кассиан попытался оттащить меня подальше, но ноги словно вросли в землю, пустив корни вглубь холма, на котором мы стояли.
Мое место сейчас здесь. Судьба привела меня сюда – а от нее не убежишь, как ни старайся. Так что будь, что будет!
– Успокойся, малыш, твоя любовь – лишь следствие моего приворота, – ласково промурлыкала Фариана. – И у ее ответных чувств оттуда же лапки растут. Только и всего, не из-за чего так переживать.
– Неправда! – он замотал головой.
– Правда! – жестко бросила она, и черты лица исказились на ломано-уродливые, напоминающие фурию в зеркале.
Практически точная копия, надо же! Я едва справилась с мерзким комом тошноты, подкатившим к горлу. Не зря говорят, с кем поведешься, на того и дети похожи будут. Шутка. Хотя мне сейчас не до этого, все чувство юмора мне отбила эта прислужница зла.
– Кстати, вы оба оказались твердыми орешками, должна признаться, – уже через секунду ломаные черты пропали, и на нас глянула все та же милая и прекрасная Фариана. – Мне пришлось лично, почти что в ручную вас сводить – в горизонтальную поверхность, чтобы вы кое-что очень нужное сделали.
Она подло захихикала.
– А то ну никак не могли сообразить, чем мужу и жене заниматься надобно в опочивальне, такие тугодумные, прямо не знала, как вас в пылкие объятия друг к другу подтолкнуть!
Я вспомнила ту ночь, с грозой, когда все мои ограничители слетели. Когда Кассиан стал моим супругом по-настоящему. Ведь и правда, сама не своя была в то время, словно кто-то другой руководил моими поступками и желаниями. Неужели то, что говорит эта мерзавка, правда? Что, если и в самом деле нас свела не любовь и страсть, а эта гадина?
– Мне ты нужна на пике силы, Эльвира, – Фариана заговорщицки подмигнула, – а твоя тщательно лелеемая девственность была тому помехой. Ведь ведьма вступает в полную силу лишь после того, как станет женщиной! Но, слава Фурии, вы все-таки сообразили, что и как делается. Ключик нырнул в замочек, и твоя настоящая сила принялась расцветать – все, как я и хотела!
– Поэтому ты и уехала сразу на следующее утро, – помрачнев, сказала я, сопоставив факты.
– Конечно, ведь цель была достигнута. А у меня еще столько дел оставалось!
– Не забывай и о моей жертве, – раздался мужской голос.
Незнакомец снял капюшон, и мне оставалось лишь понимающе кивнуть, узнав того, кто скрывался под ним:
– Итар. Тоже ожидаемо.
– Вот зря ты так, крошка, – он ухмыльнулся. – Ты мне и в самом деле нравилась. Огонек в тебе имеется, мужчин тянет на такой. Но если для Истинной Хозяйки ты нужна как жертва, то не буду спорить.
– И что тебе пообещали за это? – тихо спросила, глядя на него. – Второй раз ведь меня предаешь. Позволь полюбопытствовать, какова цена.
– Власть, Эля, – глаза ведьмака жадно блеснули алым, как и у их обожаемой Фурии. – Нет для мужчины ничего слаще власти! Женщины и деньги – лишь ее следствия. А вот сама власть самоценна, ради нее я готов на все!
Да, мой бывший жених всегда был охоч до власти, я кивнула, невесело усмехнувшись. Только раньше мне это казалось нормальным мужским честолюбием, хорошим качеством для будущего мужа. Я гордилась, что он у меня такой хваткий, расчетливый и трудолюбивый.
А теперь, когда ведьмак, раньше показывающий мне только свою положительную, «парадно-выходную» шкурку, повернулся настоящей стороной, уродливой, без прикрас, я ясно поняла, как жестоко обманывалась.
Вроде бы, практически одно и то же означают эти качества, честолюбие и жажда власти, но между ними пропасть. Это как на охоте: одно дело убить зверя, чтобы прокормить свою семью, а совсем другое тешить свои инстинкты, выпуская наружу внутреннего демона, жаждущего крови и страданий другого существа.
Я вспомнила, где видела такую же птицу, как та, что красовалась на набалдашнике трости мужчины, увлекшего умирающую Фариану на путь зла, сделав ее служительницей культа Фурии. На полу в кабинете Итара красовалось панно из мрамора и оникса. Черная птица с раскинутыми во всю ширь крыльями на нем казалось живой, готовой взмыть под потолок в любой момент.
Я всегда с опаской косилась на нее, когда шла к письменному столу из цельной глыбы янтаря в его кабинете. А ведь она, эта птица всегда была там, насколько помню. Значит, Итар уже давно встал на сторону зла. А когда пришло время, пожертвовал мной во славу своей Истинной Хозяйки, или как они там уважительно величают этого монстра. Не задумываясь, отдал на откуп своей жажде власти. Наверное, и сомневался даже.
– Ну, позвольте считать вводную часть законченной, – вмешалась в мои тягостные раздумья Фариана. – Все присутствующие получили свои объяснения, ваша похвальная любознательность удовлетворена, вышло долго, но правила злодейских приличий еще никто не отменял, – она рассмеялась, присев в издевательском реверансе. – А теперь давайте-ка уже перейдем к тому, ради чего мы тут, собственно, и собрались!
– О чем она? – пробормотала Катта, подпирая собой все еще «шагающего» к зазнобе Аларика, с лица которого не сходила глупая улыбка.
Он был как муха, которую паук сковал паутиной, запустил в нее свой яд и начал медленно высасывать, наслаждаясь вкусной трапезой. А она лишь восторженно трепетала крылышками в ответ на его зверства.
– О полнолунии, которого я и ждала, развлекая вас приятной беседой, – пояснила мерзавка, указав на небо, с которого белесым бельмом глазело на нас небесное тело.
А ведь мы упустили это из виду, поняла я вдруг. И очень, очень зря. На луну многие ведьмы завязывают самые сильные ритуалы. На полнолуние и подавно.
А фурии так и вовсе ей поклонялись и, говорят, черпали из ночного светила неимоверную силу. Не зря же их второе название – селениты.
– Расслабься, Эльвира, больно не будет, – пропела Фариана, грациозно приподняв руки над головой и став похожей на танцовщицу, готовую пуститься в пляс. – Почти не будет, – уточнила, усмехнувшись и полыхнув алым взором.
В ее ладонях зажглись мертвенно бледные шарики, словно свет луны накапал на пальцы. Я завороженно смотрела, как они темнеют, становясь густо-фиолетовыми с красноватым оттенком, как тесто, в которое добавили много, очень много черники.
Пима, наверное, сейчас какую-нибудь вкусняшку нам на ужин стряпает, вдруг пришло на ум. Пельмешки будут точно, в густом отваре, напоминающем суп – ароматный, со специями, объедение. А еще пирог какой-нибудь. Она мастерица печь их, буквально из ничего и воздуха способна сотворить такую вкусноту, что пальчики по колено откусишь, как говорил Гриэр.
