В ту ночь мы разделились…И нет, не поровну. Я и Ари…против всех остальных, кто считал меня виноватой в увечье Миранды. Ее руки заживали еще очень долго, и несмотря на это ее заставляли работать. Мы вместе мыли окна, когда она вдруг толкнула ногой ведро и заорала на меня.
– Это все ты, мразь! Конченая кретинка! Из-за тебя я страдаю от боли, ты настучала на меня манхар!
– Если бы тебе не захотелось выплеснуть на меня компот…
– Если бы тебе не захотелось…, – перекривила меня она, – думаешь, если он тебя помиловал, то ты теперь особенная! Сегодня помиловал, завтра казнит! Были здесь уже такие!
– Ты пакости делаешь, а она виновата? – крикнула Ари.
– А ты ее псинка? Защищаешь хозяйку? На что-то надеешься?
– Заткнись!
– Тссс! Сунаг!
– Я тебе еще это припомню, сука гребаная. Поняла? Кровью умоешься!
Как только вошла Сунаг, она перестала шипеть и принялась тереть окно.
– Кто разлил воду?
Я молча вытерла лужу тряпкой, пока манхар прошла между нами.
– Узнаю о кознях, все получите. У меня есть право вас так наказать, что эти шрамики покажутся вам сказкой. Чтоб через час здесь все блестело. Сегодня особенная ночь. Вы все это знаете. Идете на ужин и потом к себе в комнаты. А вам… – она, прищурившись, посмотрела на меня и потом на Миранду. – Вы обе пойдете мыть окна! Ты в спальне! – ткнула в меня пальцем, – А ты – на веранде! Вместо ужина! У вас…, – она посмотрела на часы, – полтора часа до сабара. Не успеете, пеняйте на себя!
Развернулась на невысоких каблуках и ушла.
– Недотраханная старая сука! – прошипела ей вслед Ари.
– Тихо! Еще услышит!
– А чего она пристала к тебе! Можно подумать, это ты виновата…Та лезет к тебе и лезет.
Миранда зыркнула на меня злобным взглядом, взяла свое ведро с тряпкой и отправилась на веранду. Но когда проходила мимо меня, прошипела.
– Не забудь вылизать сортир, где он сидит своей задницей, сучка!
– А ты мечтала вылизать его сама? – огрызнулась ей в ответ, подхватывая свое ведро и направляясь в спальню.
Здесь уже убрали до нас. Мрачная красота комнаты в черных тонах. Стены затянуты черными атласными гобеленами, как в старину. Огромная кровать на половину спальни с великолепным балдахином и мощными витыми колонами. Белье шелковое такое же черное. Строгое, без украшений. На краю покрывала такая же буква «В» как и везде. Вахид…Его имя означает «единственный». Он единственный и старший сын Роксаны, кроме него у нее три дочери. Я их видела только на церемонии посвящения. Нам, эскамам, запрещено встречаться с хозяевами. Мы слишком ничтожны для этого. Даже уборку мы производим только тогда, когда господ нет в их комнатах.
Я впервые в ЕГО спальне. На мне длинные перчатки, полумаска на лице, чтоб не источать зловоние, как говорит Сунаг. Мы, человечки, слишком мерзко воняем для господ и не смеем источать свой смрад. Я прошлась вдоль постели, и мною овладел суеверный трепет. Здесь он спит….лежит совсем раздетый, касаясь простыней своей кожей. Рука в перчатке погладила постель, тронула подушку. Безумное воображение дорисовало его силуэт на постели, обнаженный по пояс. И все тело задрожало от едкого и быстрого возбуждения…я сдернула перчатку и коснулась простыней голой ладонью. Лихорадочно оглядываясь на камеры…Но здесь они скрыты или их нет вовсе. Я прижала к лицу подушку и втянула его запах, обнимая ее обеими руками, потираясь щекой. На ней лежала его щека…и она носит аромат его кожи.
Наверное, я слишком увлеклась своими грезами и мечтами, потому что, посмотрев на часы, ужаснулась. На мытье окон оставалось меньше получаса. Теперь я лихорадочно мыла стекла, терла губкой и бумажными полотенцами. Нужно успеть за двадцать минут. До первого звука сабара. Потому что после третьего уже будет слишком поздно.
Едва успевая, я домыла окна, подхватила ведро и тряпки и бросилась к двери, но она оказалась запертой снаружи. Не веря самой себе, я подергала ручку несколько раз. Поискала ключи в кармане, но их там не оказалось. Черт, черт, черт.
Бросилась к окну… И в этот момент прозвучал первый звук сабара. Надо отпереть окно и вылезти в сад, потом попасть обратно в дом. Но для этого нужно обойти все левое крыло. Я не успею. От отчаяния и страха затрепетало сердце. Снова к двери, подергала еще раз. Миранда! Тварь! Это она! Когда только успела украсть у меня мастер-ключ. Господи…у меня совсем мало времени, и это глупое окно не открывается. Все же удалось рвануть на себя стекло и выпрыгнуть в сад, покатиться кубарем по снегу, вскочить на ноги и услышать второй звон сабара.
От страха по телу поползли мурашки, и я бросилась бегом к дому, подхватив длинную юбку и задыхаясь, я бежала к черному ходу. Пожалуйстааааа, пусть я успею. Пожалуйстаааа. Боже мой, пусть я только успею. Я не хочу знать, что здесь происходит в темноте, не хочуууу.
Я совсем близко, мне осталось несколько метров. И воздух разрывает еще один звон, прежде чем он затихает, двери закрывает наглухо железное полотно, такие же полотна опускаются на окна, скрывая свет внутри дома.
– Подождитееее! – невольно кричу я и продолжаю бежать.
Полотно ползет медленно, я могу успеть. Я могу…упала перед маленькой щелочкой, и она окончательно исчезла у меня перед носом, наглухо закрывая пути к спасению. Я совершенно одна, после третьего сабара. На улице…и я не знаю, что теперь со мной будет.
– Мамочкааа….
Из-за туч показалась полная луна, и белый снег засверкал, как россыпь драгоценных камней.
Маленькая девочка идет через лес…у нее длинные, темные, кудрявые волосы, красная шапочка, длинная коричневая юбка, деревянные башмаки и белые чулки в черную полоску. В руках плетеная корзинка, прикрытая вышитой крестиком салфеткой, и ее белый фартук пятном выделяется в сумраке леса, как и алый головной убор. Словно кровавая клякса на фоне чернильно-черных потеков тьмы. Девочка поет песенку и вприпрыжку шагает по тропинке между темными стволами деревьев с ветками-щупальцами и листьями, которые тихо шепчут на ветру «тссс, девочка, он идет за тобой…тссс, девочка».
Волк, чернее ночи мех,
Волк, и стихнет детский смех.
Волк крадется среди скал,
Волк давно тебя искал…
волк давно тебя поймал…
волк уже тебя сожрал…
Но девочка все равно поет, она не знает, что он смотрит на нее из темноты своими страшными светящимися зелёными глазами, его пасть оскалена, а с белых клыков стекают капли слюны. Он голоден, и он до дикости хочет ее сожрать… Ее черный волк.
Когда-то в детстве мама рассказывала мне сказку про Красную Шапочку. Может быть, кому-то эта сказка казалась забавной, для меня же она всегда была мрачной и страшной. Особенно песенка маленькой девочки, которая не знала, какое зло притаилось за деревьями и поджидает ее во мраке.
