— Ты жена мессира. Мне, вроде как, положено.
— И ты этак в любом месте появишься? Где бы ни позвала?
Орикад насупился, длинные волоски на бровях трепетали, как усики бабочки:
— Станешь звать без нужды — мессиру пожалуюсь. Тогда сама на себя пеняй.
Она погладила пальцами его руку. Теплое бархатное ощущение, но демон, кажется, был не в восторге: фыркал и кривился.
— Не обижайся, мне очень нужно. А если я прикажу тебе исчезнуть? Ты исчезнешь?
Орикад молчал, все так же раздраженно жевал губу.
— Орикад, исчезни!
Вновь легкий шлепок — и демона будто не было. Амели едва не запрыгала от детской радости. Словно бестолковый домашний щенок, наконец, выполнил команду.
— Орикад!
Он вновь болтался в воздухе под аккомпанемент шлепанья собственных крыльев. Сжал кулачки и подался вперед:
— Прекрати немедленно! Глупая девчонка!
Амели вздернула подбородок:
— А разве я тебе теперь не госпожа? Раз я жена твоего хозяина?
Он снова поджал губы и барабанил маленькими пальчиками по собственному животу:
— Пусть мессир создаст для тебя такую же бестолковую демонессу — ее и гоняй. А меня без надобности не тревожь — пожалуюсь.
— А он может?
— Еще как, — Орикад насупился и добавил едва слышно: — Только не хочет.
Кажется, он был этим очень обижен.
— Не хочет? — Амели удивленно подняла брови. — Значит, ты уже просил?
Демон надулся, давая понять, что не собирается это обсуждать:
— Не твое дело.
Она кивнула:
— Прости. Наверное, ты прав. Скажи, а Мари я точно так же могу позвать?
Орикад хмыкнул, важно приосанился:
— Она же не демон. Просто кукла пустоголовая.
Амели лишь кивнула.
— Отпускай меня, раз ничего не надо.
Она вновь тронула его теплую ручку:
— Надо. Где сейчас твой хозяин?
— В лаборатории.
Амели вновь кивнула.
— А зачем те…
— … Орикад, исчезни!
Демон не успел договорить и исчез с уже знакомым шлепком мыльного пузыря.
Эта мелочь заставила улыбнуться: так вон оно как… Значит, бедняга обязан теперь появляться по ее первому зову и исчезать по приказу. И можно легко отослать его, не выслушивая глупости. Все это развеселило на пару минут, но при одной только мысли, что Амели покажется на пороге проклятой лаборатории со своим пирогом, все холодело и замирало. Глупость… Самая настоящая глупость. Но тетка Соремонда говорила так уверенно, будто знала все на свете. Будто этот несчастный пирог был способен что-то наладить. В конце концов, она знала Феррандо гораздо лучше, и уж точно лучше разбирала, что уместно в этом доме, а что нет.
Когда Амели вернулась в кухню, Соремонды не было. Видно, пошла на воздух, отдохнуть от печной духоты. Амели выглянула в окно, высматривая кухарку, но не нашла. Зато отметила, что, наконец, к ночи распогодилось. Парк накрывали прозрачные сиреневые сумерки, а разошедшиеся тучи обнажили усеянное звездами небо.
Она взяла с полки плоскую корзину, поставила тарелку с пирогом, прикрыла салфеткой и направилась в подвал. Все еще не верила, что делает это. Прошла уже знакомой галереей на первом этаже, спустилась по каменной лестнице. Встала перед дверью, сжимая корзину обеими руками. И просто стояла, немея и холодея от накатившего ужаса. Глупая идея. Совсем негодная. Хорошо, что она не успела постучать.
Нужно просто уйти.
— Зачем ты здесь?
От звука знакомого голоса, доносившегося из-за двери, Амели вздрогнула всем телом, но не знала, что отвечать.
— Разве тебе не говорили, чтобы ты не смела сюда ходить?
Хотелось попросту сбежать, но ноги будто приросли к полу. Как тогда, в столовой. Отвратительное липкое ощущение полнейшей беспомощности.
— Я… Мессир… — Она не могла и двух слов связать. — Я принесла вам пирог.
Молчание. Все это время Амели тщетно пыталась оторвать ноги от пола. Если Феррандо не намерен больше ничего говорить, зачем держать ее перед дверью?
— Какой еще пирог?
Как же глупо это звучало… Амели готова была разрыдаться, чувствовала, как лицо заливает краска. Будто всю ее из могильного холода бросило в жар, в самое пушечное жерло. Зачем она поддалась на уговоры тетки Соремонды? Даже если та и хотела добра… как же все это глупо!
— Какой пирог?
— Я… испекла для вас пирог, мессир.
Если бы можно было в эту минуту провалиться в бездну, разменяв этот стыд, Амели с радостью выбрала бы бездну. Что угодно, только не стоять перед этой дверью.
— Я не голоден. Ты можешь идти.
Она почувствовала, что ноги стали значительно легче. Мигом развернулась и побежала по лестнице, едва сдерживая слезы. В галерею, к дверям, на террасу. Обежала дворец уже знакомым путем и остановилась лишь у пустующего павильона оранжереи. Прислонилась спиной к холодному камню и зажмурилась, сбивчиво дыша. Повесила корзинку на руку, ладонью зажала рот, стараясь сдержать слезы. Она не должна плакать. Просто нужно вынести урок и никогда, никогда больше так не поступать. Никогда. Он этого не заслуживает.
Проклятый пирог будто прожигал корзину. Еще немного — и запалит платье. Швырнуть в обрыв, в Валору, на корм рыбам. И собственный труд, и все свои попытки хоть что-то изменить. Тетка Соремонда не права. Она искренне считает, что Амели достался не самый плохой муж. Она просто ошибается. Или врет нарочно, чтобы хоть как-то приободрить.
— Опять бродишь по саду ночами?
Нил поднял фонарь, золотя свое улыбающееся лицо, но вмиг посерьезнел, приглядевшись:
— Ты плачешь?
Только его теперь не хватало. Амели упрямо покачала головой и вздернула подбородок:
— Нет. Я просто гуляю.
— М… — Нил отвел глаза, но по всему было видно, что не поверил. Наконец, с интересом кивнул на корзинку: — Что это у тебя?
— Так, ерунда.
Амели делано отмахнулась и опустила голову. После рассказа Соремонды ей было немного совестно смотреть Нилу в лицо. Будто она прознала о нем нечто тайное, что не положено. Уж едва ли ему понравится, что ей известно о его визитах к этой бессовестной графине. Любой бы застыдился. Но возникало столько вопросов… И неужели он никогда не пытался сбежать отсюда?
— Так что там? — Он потянул край салфетки, но тут же одернул руку, будто обжегся: — Прости. Мне ведь тебя, пожалуй, и госпожой надо называть. Да кланяться.
Он отставил ногу и поклонился весьма изысканно. Видно, колдун таким манерам выучил.
