Тогда весь Запретный город бурно обсуждал, что «тринадцатой сестренке нравится десятый принц», и император Канси не мог этого не знать.
Я пересказала всю историю о ссоре, начавшейся с бумажного фонарика, от начала до конца, а также примерно повторила то, что сказала десятому принцу.
Закончив говорить, замерла, прижавшись к полу лбом. Сердце стучало как бешеное, пока я пыталась предугадать, какое наказание меня ждет. Внезапно мне все стало безразлично. Целыми днями трясусь от страха, пытаюсь вести себя как можно осторожнее, стараюсь изо всех сил, но все равно время от времени совершаю ошибки. Мои жизнь и смерть находятся в руках у других, и неважно, будь то император Канси или какой-либо из принцев, – одна фраза любого из них способна в мгновение ока загнать меня в преисподнюю. Чувствуя бескрайнюю подавленность и усталость, вдруг поняла, что, если он прямо сейчас отдаст меня десятому принцу, я приму это. Мне больше не хотелось бороться, не хотелось сопротивляться.
Император Канси ничего не говорил, и в зале висела мертвая тишина. У меня внутри все словно смерзлось, и я просто ждала приговора. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Его Величество сказал:
– Поднимись.
Снова отвесив земной поклон, я поднялась на ноги. Пристально глядя на меня, император мягко произнес:
– Ты так хорошо объяснила всю суть. Если в будущем появится необходимость, сумеешь ли ты сама последовать своему совету и, забыв о том, чего не можешь получить, дорожить тем, что у тебя есть?
Я резко вскинула голову, но, наткнувшись на его проницательный взгляд, вновь торопливо опустила ее.
– Недостойная не знает, – ответила я после короткого молчания.
Его Величество тихо вздохнул и ласково сказал:
– Ступай.
Озадаченная, я покинула зал. В моей голове эхом отзывались слова императора Канси: «Если в будущем появится необходимость, сумеешь ли ты сама последовать своему совету и, забыв о том, чего не можешь получить, дорожить тем, что у тебя есть?» Что он имел в виду? Что, по его мнению, я не могу получить, а что могу?
Все в том же подавленном состоянии я добрела до наружной галереи. Посмотрела на окружавшие меня высокие стены, создававшие ощущение тесноты и скованности, а затем, запрокинув голову, – в бескрайние распахнутые небеса, яркие, синие. Казалось, они так близко, протяни руку – и сможешь коснуться. Я зачарованно подняла руку, но ничего не произошло. Только неуловимый ветерок скользнул между пальцами.
– Жоси.
Я отупело взглянула на холодное лицо восьмого принца и долго смотрела так, прежде чем осознала, что он звал меня. Слабо улыбнувшись, я сказала:
– Там нет ничего, кроме ветра.
Восьмой принц встревоженно застыл.
– Жоси, что с тобой? – изумленно спросил четырнадцатый принц.
Не успела я ответить, как вдруг он и восьмой принц поклонились кому-то за моей спиной, и восьмой с улыбкой произнес:
– Четвертый брат еще не покидал дворец?
Обернувшись, я увидела медленно приближающихся к нам четвертого и тринадцатого принцев.
Также с улыбкой поприветствовав восьмого принца, тринадцатый сказал:
– Мы с четвертым братом подумали, что нам следует навестить госпожу супругу Дэ, и после этого сразу вернулись сюда. Почему же и восьмой брат еще не покидал дворец?
– Я внезапно вспомнил, что Жолань попросила меня кое о чем узнать у Жоси, поэтому задержался, – улыбаясь, отозвался восьмой принц, а затем, переведя взгляд на меня, мягко произнес: – Жоси, чем дальше, тем меньше ты соблюдаешь приличия. Забыла о приветствии?
Я занервничала и, поклонившись четвертому и тринадцатому принцам, сказала:
– Недостойная уже долго стоит здесь, ей следует вернуться на службу.
Согнувшись, я молча ждала, но никто не произносил ни слова. Тогда я умоляюще вскинула глаза на четвертого принца, и тот с каменным лицом махнул рукой:
– Ступай.
И я тут же скрылась за дверью.
Вчера я не спала всю ночь, снова и снова повторяя про себя слова императора Канси. Я осознавала, что неспособна понять их смысл, но ничего не могла с собой поделать и думала, думала, думала. Сегодня я должна была прислуживать все утро. С трудом дотянув до окончания службы, вернулась к себе и с тяжелой головой рухнула на постель. Заснуть мне, впрочем, не удалось, вдобавок я почувствовала головокружение. Пришлось встать с кровати.
Некоторое время я сидела за столом, бездумно глядя в стену, а затем разложила перед собой бумагу, растерла тушь и принялась упражняться в каллиграфии. По-прежнему пытаясь подражать почерку четвертого принца, я иероглиф за иероглифом выводила строки: «Я часто дохожу до той стремнины, где в вышине рождается река. Присяду и смотрю, как из долины волнистые восходят облака…» Занятие всегда помогало мне успокоиться, но сегодня этот способ не сработал. Уже дважды переписала стихотворение, но в мыслях по-прежнему царил сумбур.
Опустив голову, я продолжала писать, когда вдруг услышала скрип створок ворот. Подняла голову на звук – и в распахнутое окно увидела, как во двор, толкнув ворота, вошел четвертый принц.
Я отложила кисть и несколько мгновений сидела неподвижно. Затем, резко опомнившись, торопливо схватила листы и сжала их в руке.
– Что ты пишешь? – поинтересовался он, подойдя к столу.
– Ничего, – ответила я, – просто упражняюсь в каллиграфии.
Опустившись на стоящий рядом стул, принц протянул:
– Упражняешься так усердно?
С этими словами он схватил меня за руку и потянул на себя. Потом, выдернув из моей ладони смятые листы, развернул один и стал рассматривать его.
Мне было очень неловко, и я сконфуженно произнесла:
– Совсем некрасиво, да?
Некоторое время четвертый принц пристально смотрел на меня, а затем сказал:
– Ты, наверное, много тренировалась?
– Угу, – тихо отозвалась я.
– Место, в которое тебя вчера ударили, еще болит? – спросил он.
Я покачала головой:
– Это был слабенький толчок, вовсе не настоящий удар.
Принц немного помолчал, а затем вдруг спросил:
– Жоси, ты можешь кое-что пообещать мне?
– Что?
– С этого момента больше никогда не лги мне, – медленно проговорил он. – Мы с тобой одинаковы: оба предпочитаем пусть горькую, но правду.
