Обыкновенной.
С нее оползали клочья тумана, чтобы истаять словно серый снег под ночным солнцем. Драссар сам перешел на шаг и остановился, тряхнувши гривой. А я оглянулась.
Скала.
Темная.
Огромная. Она поднималась куда-то вверх, грозя вершиною проткнуть луну. И в черном теле её не было изъянов.
И дороги тоже. Позади.
А вот Легионеры были.
— Мы… выбрались, — озвучила мои мысли Теттенике, сползая по конскому боку. И нервно хихикнула. — Мы… мы же выбрались!
А потом вовсе рассмеялась, так весело и задорно, что и я не удержалась от улыбки. Нервной.
И вправду ведь… выбрались.
Правда, понять бы еще, куда.
— Утром, — сказала я самой себе, поглядев вниз. Земля по-прежнему была далеко, но никаких таких туманов… а вообще интересно. Ладно, с той стороны дорога открывалась с усыпальницы, точнее тогда, когда дорогу создали, усыпальницы еще не было. А была… было… что-то другое. Может, покои этой Хозяйки гор? Или её мужа? Не мужа?
Сложно с ними, с древними.
Главное, там понятно, что было место и дорога открывалась, тайным ли словом, рычажком каким или просто по желанию. А тут?
Мы обе вперились в… дорогу.
Только обычную.
Теперь при свете луны были видны камни, порой просевшие, а порой наоборот выглядывающие из полотна. Обочина. Щетка травы. И горы.
Начинаю их тихо ненавидеть.
— Утром, — решительно сказала Теттенике. — Разберемся. А то и вправду надо отдохнуть…
Наверное.
Но…
— Они тоже, если добрались, ночью не пойдут, — она поглядела на меня, и в узких глазах мне привиделся блеск зачарованного зеркала. — А отдых нужен. Мне так точно. Я ничего не знаю про демонов, но мало будет пользы, если мы свалимся в пропасть. Или еще куда.
Да. Она права, но… на душе не спокойно.
Рядом Легионеры молча расседлывали лошадей. Кто-то кинул на землю попону, прикрыв плащом. Походы… все-таки я ненавижу поход.
Теттенике прилегла и сказала:
— Ложись рядом. Ночью холодно. А вдвоем теплее, — и глаза закрыла, проваливаясь в сон. А я… я кивнула и села.
Рядом.
Потом легла.
Посмотрела на черные тени, что застыли слева и справа. Им не нужен отдых. И сон тоже. И… и за Ричардом пошли его легионы, а стало быть, волноваться не о чем.
Но не получалось.
Я закрыла глаза и…
…зеркало. Я снова оказалась в Замке, в той комнате, которая, казалось, застыла во времени. Я сидела, глядя в черную муть.
Видела.
Город. Красивый. Я… я ведь не то, чтобы бывала в подобных. Все-таки зарплаты моей на путешествия немножечко не хватало, но это не повод не мечтать. Я и мечтала.
Собирала маршруты.
Старые маленькие города Германии, суровые, помнящие еще цвет рыцарства и войны. Испания. Франция.
Рим.
И готическое кружево Праги.
Не знаю, меня почему-то не тянуло в музеи, хотя каталоги я время от времени полистывала, в рамках, так сказать, самообразования. Но картины — это просто картины.
А вот города…
Там, дома, не было ничего подобного. Ни сейчас, ни прежде. Белый камень. Много белого камня. Хрупкого. Такого… воздушного. И строения здесь же, сахарное кружево, которое и тронуть-то страшно.
Я… стояла.
Смотрела. И понимала, что сон этот — не просто сон.
— Ты, — я ощутила её спиной. И не стала оборачиваться.
— Я, — голос у демоницы был звонким. — Ты идешь. Я слышу.
— Иду.
— Хорошо. Он готов… уже готов… и я тоже. Здесь красиво было. Я помню.
— Покажешь?
Не стоит просить древнее зло о таком, но оно оказывается рядом.
— Не оборачивайся, — шепчет на ухо. — Просто смотри.
И руки касаются ледяные пальцы. Холод обжигает. Проникает в кровь. Но я сдерживаю крик.
Смотрю.
Улицы… если сверху смотреть, то на звезду похоже, в центре которой возвышается сооружение одновременно прекрасное и уродливое. Не понимаю, как такое вовсе возможно, но… оно словно создано безумцем. Хитросплетения колоннад. Балконы ласточкиными гнездами приклеились к стене, а та поднимается, поднимается, превращаясь в круглую башню.
А башня возвышается над морем неестественно яркой зелени.
Шаг.
И мы внутри.
Здесь много золота и белизны. Одно вполне сочетается с другим. Но пусто.
— Почему так пусто? — шепотом спрашиваю я. Мы идем, один коридор сменяется другим, а тот третьим. Их здесь бесконечное множество, коридоров, и все они глядятся одинаковыми.
Те же ковры.
Та же белизна. Массивные золоченые рамы. Картины. Картины разглядеть не получается, но я принимаю это, как данность. Во снах часто бывает, что все немного искажено.
— Это мои покои, — она выпускает мою руку. А я вижу девушку, которая сидит на полу. Она нага, и нагота прикрыта тончайшим прозрачным покрывалом. То стекает с плеч, словно крылья. На руках и ногах девушки посверкивают золотом браслеты.
Она просто сидит.
Смотрит.
На руки.
На пальцы, измазанные чем-то темным. А когда поднимает взгляд — я знаю, что это лишь воспоминание, и то чужое — в её глазах мелькает безумие. Она поднимается… и покрывало стекает с плеч, укрывая еще одно тело. Оно видится темной размытой фигурой. А девушка икает.
И слегка пошатываясь, идет к золотой чаше.
— В тот день, когда я разделила с ним ложе, меня напоили. Особое зелье, чтобы я могла принять его силу и семя. От него я словно утратила разум. Мне тогда показалось, что душа моя отделилась от тела. И я смотрела. Вот как ты сейчас.
Сон.
Просто сон. О чужом прошлом.
Вот рядом с девушкой возникли тени. Её окружили, отерли чем-то, расчесали волосы, закрепив в них нити драгоценных камней. Камни мы видели ясно, а вот тех, кто служил, нет.
— Я не хотела никого убивать, — печально сказало древнее зло. — Я… я просто делала то, что говорил отец. А оно оказалось сильнее меня.
Её кожу покрыли маслом.
И нанесли узоры.
— Напиток помог мне выдержать его. Он… кровь демона делает людей очень злыми. И редко какая невольница доживала до рассвета. А я выдержала. Я… сумела ответить. И меня сочли достойной.
Чтобы принести в жертву?
Сомнительная честь.
