В дверь уборной громко и требовательно постучали. Моника, без вариантов.
– Элисон, я понимаю, ты хочешь побыть одна, но тебя уже хватились наши родители, так и до шерифа Хоука дойдет.
Даже не попытавшись привести себя в порядок, я, нетвердо ступая, открыла ей дверь. Огромные карие глаза грустно оглядели меня с ног до головы, Моника зашла и мягко, но крепко взяла меня за запястье, одновременно закрывая за собой дверь. Подвела к умывальнику, собрала в горсть мои волосы и, придерживая их, включила холодную воду.
– Давай сюда, вот так вот, – Моника осторожно принялась меня умывать, смешивая воду со слезами. – Что это за запах?
– Меня стошнило, – хрипло ответила я, не сумев скрыть укор, но относилось это и к моей маме тоже. Они заставили меня поесть, хотя я противилась, зная наперед, что мой организм такого не оценит. Теперь сама мысль о еде вызывала дурноту, я пришла туда, откуда вернулась после смерти «французов», – к непроизвольной голодовке.
– Сегодня мы втроем ночуем у меня дома, от нас уже ничего не требуется. – Моника вытирала мое лицо сухими салфетками, заботливо держа за подбородок. – Мистер и миссис Сандерс поменяли график, чтобы взять Анну под свою опеку, а наши мамы пока останутся здесь.
Я судорожно вздохнула. Шерифу Хоуку пришлось соврать. Наша версия гласит, что мы переходили дорогу, когда случилось то, что случилось.
Не отпуская мое запястье, Моника открыла дверь уборной и решительно направилась в палату к Анне, я же тоскливо плелась следом за ней.
Анна лежала на высоко взбитых белоснежных подушках, светлые ресницы слабо подрагивали на закрытых веках. Кислородная маска, катетер в худой руке, многочисленные пищащие аппараты у кровати – все это казалось картонной постановкой серого сна. А вот вид за окном был как никогда живым – краски осени переливались от медового до огненного, лиловые тучи на своде небес в сгущающихся сумерках выглядели мистически маняще.
Кэтрин при виде нас тихо затараторила:
– Скоро миссис Ньютон поедет домой собирать необходимые в больницу вещи, а потом завезет нас домой к Монике. Это уникальная возможность забрать из комнаты Анны флешку с рукописью и спрятать их. Она не хотела, чтобы ее кто-то читал кроме нас, наша обязанность проследить, чтобы так оно и было. К тому же нам нужна карта шахт.
– Я заберу, – мужественно расправила плечи Моника, – скажу миссис Ньютон, что оставила в комнате наверху кошелек.
Поправив одеяло Анны, мы еще посидели возле нее, каждая глубоко в своих мыслях. Тишина в палате давила на разум, но нарушать ее было как-то неправильно.
Уже в машине, пока миссис Нельсон договаривала с врачами, Кэтрин повернулась ко мне с переднего сиденья.
– Элисон, прости, но что с твоей мамой?
Переспрашивать я не стала, так как сама задалась этим вопросом, когда ее увидела. Мама выглядела осунувшейся, в черном спортивном костюме было особенно видно, как она похудела за последний месяц. Густые черные волосы потускнели, а затравленный взгляд пугал мучительной безысходностью. Увидев нас, мама едва сдержала слезы, а когда миссис Джонс отмахнулась от Моники, ее взгляд запылал такой ненавистью, что я отступила на шаг назад. Утопая в своих горьких событиях, я не придавала изменениям в облике мамы должного внимания. Поклявшись, что в свете последних событий я буду смотреть за всеми, а особенно за мамой и девочками, в оба, я сосредоточилась на своих пальцах – принялась сдирать кожу вокруг ногтей.
– Я не знаю. Мама стала намного жестче, чем когда-либо прежде. Хотя в то же время часто выглядит просто растерянной.
Моника хотела что-то добавить, но в машину села безучастная миссис Ньютон. Мы замолчали.
– Я вам так и не сказала спасибо, девочки, – надломленным голосом произнесла мама Анны, вцепившись в руль так, что костяшки пальцев побелели. – Спасибо, что так быстро на все отреагировали. Теперь у Анны есть шанс. Небольшой, но все же… надеюсь, вы будете ее проведывать.
– Конечно, миссис Ньютон! – горячо подалась вперед Моника. – Вы всегда можете на нас рассчитывать!
Миссис Ньютон горько улыбнулась, после чего мы выехали с парковки больницы.
Всю дорогу до дома Анны меня мутило. Веки предательски тяжелели, иногда я теряла связь с реальностью, так как все помню обрывками, только сильнее запахивала школьный бомбер, пытаясь слиться с ним и не чувствовать холода. Внезапный хлопок заставил вздрогнуть и немного прийти в себя – это была Моника, она раздраженно всплеснула руками, вспомнив, что оставила у Анны в комнате кошелек, когда миссис Ньютон припарковалась. Чтобы не терять время, нас оставили в машине, а Моника, незаметно кивнув, пошла с миссис Ньютон.
Кэтрин снова повернулась ко мне, впиваясь своими зелеными глазами, они казались едва ли не прозрачными. Маленький курносый носик осень покрыла милыми веснушками, щеки были важно надуты, а тонкие губы плотно сжаты. Кэтрин напоминала фею, которую мог бы нарисовать Дисней. Проблема в том, что ее инфантильная внешность часто не дает понять, какие чувства она испытывает в определенные моменты. Вот и сейчас я могла только догадываться, что же творится в ее голове.
– Сейчас я не хочу разговаривать об Анне.
– Ммм… хорошо, – выдавила я из себя.
– Единственное, что скажу, частью рассказ Анны немного разочаровывает, правда? Я имею в виду, сколько их, всевозможных вариантов путешествия во времени! А из всего этого правдой оказались каменные шахты маленького городка, где химикаты поместили в капсулы и начали надругательство над Временем и историей. Никаких парадоксов, только мертвые формулы физиков. Я хочу, чтобы отец Анны оказался обыкновенным безумцем, иначе неужели все великие загадки Вселенной такие пресные? Но, оглядываясь назад, понимаю, жертвами Эмброуза ведь не просто так оказались наши близкие, кто либо много знал, либо наломал дров…
Я вяло провела рукой по лицу.
– Знаешь, а мне всегда казалось, если мы влезем в какую-то историю, то именно Анна выберется из нее живой и невредимой. И вот сейчас… Эмбер с «французами» мертвы, Анна в коме, а мы обсуждаем путешествия во времени как нечто обыденное… с ума сойти можно.
Миссис Ньютон и Моника управились довольно быстро, вернувшись минут через десять. Машина тронулась с места, мы с девочками переглянулись, но что-либо сказать не решились, только с немым вопросом посмотрели на Монику, она же бескровными губами прошептала:
– Они пропали. Бумаги, флешка и карта.
Я устало откинулась на сиденье машины, с трудом подавляя стон. Предсказуемо? Вполне. Но сути не меняет. Важную часть рукописи украли, это сделали либо Человек без лица и девушка Фантом, чтобы мы не обнаружили шахты, либо тот, кому найти их так же важно, вот только играет он сам за себя.
За окном ветер остервенело рвал малиновые листья с деревьев, словно поддерживая поднимающееся во мне возмущение. Я тихо фыркнула, со злостью подумав, что, может, исчезнувшая карта – это плохо, но не смертельно.