Он говорил уверенно, словно мог отличать. В голосе была тревога.
— Хорошо, — выдавила я. — Только брату пока не звони.
Когда он выходил из спальни, меня скрутил такой острый приступ боли, что я заорала.
От неожиданности и мощной рези, которая пронзила живот.
Я не могла дышать, говорить, и только пялилась в пустоту, открыв рот, и ждала, когда этот ад закончится. На лице выступил холодный пот, по телу прошла судорога и вторая волна чуть не добила меня.
— У меня схватки, — испуганно прошептала я в лицо Зверю, который тут же очутился у кровати.
Теперь я в этом не сомневалась.
Внутри все похолодело.
Слишком рано рожать. Слишком рано…
Но сделать ничего не могла. С телом происходило что-то, на что я не могла повлиять. Словно оно перестало принадлежать мне. Я не понимала, что происходит, но знала, что…
Я не закончила мысль. Меня скрутила схватка такой силы, что я заорала, обдирая горло:
— Ки-и-р!
Он выругался и бросился к двери — за врачом.
Я осталась одна, раздираемая страхом и болью. С ужасом прислушивалась к себе, каждую секунду ожидая, что меня вновь накроет лавиной нездоровой боли. Я ощущала, что она нездорова. Слишком резким был переход от легкого недомогания к аду. Так не бывает. Даже при преждевременных родах, про угрозу которых и речи не шло, так не бывает.
Эта боль не оставляла надежды.
Не оставляла вообще ничего, потому что от следующей вспышки сознание оказалось в темноте, так плохо стало. Кажется, я орала и корчилась на кровати, пытаясь сползти на пол. Идти не могла, но стремилась за помощью и прочь отсюда.
Я начала звать Зверя:
— Кирилл!
Он вернулся через минуту, но показалось, что прошла вечность.
Поднял мою голову — щекой я лежала на полу и не могла встать. Сначала я надеялась, что врач что-то сделает: остановит схватки, поможет мне, это ведь врач, которую выбрал Руслан! Лучше нее нет в городе! Но ощутила, как между ног разливается влага. Нижнее белье и подол халата промокли.
— Что это? — захныкала я, пытаясь повернуться и увидеть, что из меня вытекло. — Это… это…
Я боялась, что это кровь.
— Этой суки нет на месте! — прорычал он, прижав телефон к уху плечом, и одновременно пытаясь поднять меня с пола и переложить на кровать. — Быстро скорую сюда! У девушки отошли воды!
Трубка выскользнула и упала на пол.
— Лили… — он бережно положил меня на кровать, над собой я увидела сквозь туман в глазах обеспокоенное лицо Зверя. — Ты рожаешь, милая.
— Нет-нет, — затрясла головой, все еще не хотя верить в это. Еще полчаса назад все было хорошо. — Я не могу… еще рано… Кир, где врач?
— Скорая сейчас приедет… Не бойся, я буду с тобой. Я тебе помогу.
Меня вновь накрыло адской схваткой. Успеет ли скорая… Я начала понимать, что нет, что все плохо и молиться нужно об одном… Выживет ли ребенок? Потому что больше я ничего не могу поделать…
— Возьмись за меня, — я ощутила, как Зверь положил мою ладонь себе на запястье и сжал пальцы. — Ты слышишь, Лили? Ты должна сопротивляться изо всех сил. Не поддавайся схваткам. Ты должна дотерпеть до врачей. Если они не успеют… я их пришью.
Глава 23
Я не знала, что это так больно.
Больно физически, морально — и очень страшно. В этот момент как никогда я хотела одного: чтобы кто-то близкий был рядом, взял меня на руки и сказал, что все будет хорошо.
— Я умираю, — выдавила я.
Не верю. Я не верю в выкидыш.
Боль была такой, что я перевернулась на бок, крутилась, пыталась избавиться от нее хотя бы так. Меня корчило. Я запрокидывала голову, орала в потолок, молилась вслух и орала, орала, орала без остановки.
Почти ничего не видела вокруг. Все в тумане.
— Держись, — я сосредоточилась на шепоте Зверя в момент короткой передышке.
Меня разрывало от боли, словно тело рожало вопреки всему: сроку, природе, готовности. А организм к происходящему не был готов. Я не понимала, что со мной и чего ждать. Опыта не было, не было никого — мамы или бабушки — кто бы поделился им со мной, а из пространственных рассказов чужих людей, в которых преобладали розовые восторги, полезного не подчерпнешь.
Я захныкала, предчувствуя приближающийся ад.
С каждый разом боль становилось все сильнее. Кажется, мое тело рвалось уже буквально. Сопротивлялось этой боли, но она была сильней и неумолимей.
— Лили… — Зверь взял мое лицо в руки.
Кожа вспотела, я почти ничего не соображала, но с надеждой смотрела в сострадающие мне глаза.
— Расслабься, слышишь? Просто постарайся дышать. Смотри на меня!
Я снова орала, а он звал и не давал окончательно сойти с ума от боли. Звал меня, призывая терпеть. Как будто это легко… Как будто вообще возможно!
Но надежда во мне еще жила.
Она полностью исчезла, когда очередное кольцо сумасшедшей боли стиснуло живот — как огненным обручем, и я ощутила, что из меня что-то выходит. Маленькое, и безжизненное…
— Нет-нет-нет! — закричала я сквозь туман. — Нет! Кир, помоги мне!
Я была готова обещать что угодно.
Выйти замуж за Руслана. Простить отца. Всегда быть только хорошей девочкой. Отдать все, что угодно и дать любые кляты. Только бы остановить это и дать моему недоношенному малышу остаться в животе и выжить.
Как любая беременная, я читала про преждевременные роды.
И абсолютно их не боялась.
Я прекрасно себя чувствовала. Даже после нападения отца и его людей. Я была уверенна, что справлюсь с беременностью — молодая и сильная. Меня так берегли… Как любая восемнадцатилетняя девушка, я была уверена, что все будет хорошо.
И сейчас, когда судьба жестоко и безжалостно, как сорняки, обламывала мои надежды, я поняла, какая это призрачная и ветренная вещь — сука-надежда. Она вообще не имеет под собой никаких оснований, кроме слепой уверенности в том, что мечта реальна.
Я знала, что на моем сроке выходить малыша очень сложно.
Даже если он родится еще живым.
— Ки-и-р, — ныла я, глядя ему в лицо.
Мне до сих пор кажется, что выражение его глаз и дало мне возможность остаться на этом свете. Без него я бы сдохла. Сдохла бы от боли за своего ребенка.
Я попыталась подхватить рукой, и Зверь понял.
Халат давно развязался, но белье оставалось на мне. Кир снял его, он догадался, что я там скрываю, что не хочу видеть… И пока я орала в потолок, сходя с ума от ужаса того, что со мной происходит, он подобрал первое, что попалось под руку — лимонное одеяльце, которое я заботливо сшила для ребенка, чтобы подхватить его.
