– Вот не думала, что тебя здесь поселят, – недовольно отозвалась сидящая на своей постели с пяльцами в руках Малуша.
Последняя ее доброжелательность испарилась, видно, еще днем, у ворот детинца. Теперь женщина смотрела на Младу исподлобья, недоверчиво посверкивая темными глазищами. Вторая же, более молодая девица, наоборот, рассматривала ее приветливо и удивленно, слегка приоткрыв рот. Отчего ее круглое и румяное лицо казалось глуповатым. Опомнившись, она коротко глянула на подругу и опустила голову, перебирая в пальцах кончик русой, толщиной в запястье, косы.
– А что ж ты думала, Малуша, – Млада неспешно прошла к своей лавке и села, убрав из-под спины дорожный мешок, – что я в хлеву прозябать буду? Или погонят меня?
– Думала, с кметями поселят. Ведь ты вроде как не девица, а тоже дружинник теперь, – та ядовито усмехнулась.
Вот, значит, как. Кошель у вора отбирать – хороша была, а как рядом села, так сразу разонравилась. Поганая, однако, бабенка, эта Малуша. Не обмануло предчувствие.
– Меня Раска зовут, – ни к селу ни к городу влезла круглолицая девушка.
Млада глянула на нее, приподняв бровь.
– Млада.
– Сегодня только о тебе в доме и говорят, – затараторила девчонка, опасливо поглядывая на Малушу. Та же уткнулась в вышивку, будто и не слушает вовсе.
– Поговорят да перестанут, – Млада начала расшнуровывать нагрудник.
Правду сказать, она уже валилась с ног и с удовольствием легла бы сейчас спать, но соседки, похоже, укладываться пока не собирались.
Покусав губу, Раска некоторое время понаблюдала за тем, как Малуша выписывает на ткани стежок за стежком, а потом вдруг вскочила и шагнула к ней.
– Ну, тут же! Тут, не видишь, поехала голова у петуха?
Женщина с бешенством подняла на нее глаза и отдернула рубаху от ее рук.
– Сама разберусь!
Раска пожала плечами и снова уселась на место.
– А и вышивай, как хочешь. Хальвдану и так все равно будет.
Млада отвернулась, пряча улыбку. Затылок ощутимо жгло раскаленным взглядом Малуши. Раска, поняв, видно, что болтнула лишнего, вжалась спиной в стену. Молчание напополам с напряжением разрасталось огромным вязким комом. Казалось, от него скоро станет тяжело дышать. И стоило бы перевести неуклюжий разговор на другую тему, но Млада не удержалась:
– А что, второй воевода-то княжеский где? Только и слышу сегодня о нем, а увидеть не довелось.
Раска открыла было рот, чтобы ответить, но Малуша поспела раньше нее.
– Он еще не вернулся. Уехал по поручению князя, – нарочито безразлично произнесла она. – Ты повстречаешься с ним еще, и сохранят тебя боги, если ему к душе не придешься.
– И сохранят, если придешься… – тихо добавила Раска.
Малуша только фыркнула, продолжая сосредоточенно вышивать.
Млада вздохнула, переводя взгляд с одной соседки на другую и мысленно проклиная Бажана с его заботливостью. Уж лучше от кметей отбиваться, чем сидеть в комнате, пропитанной плотным духом извечного женского соперничества. Много раз доводилось видеть страшные последствия подобной едва сдерживаемой вражды. Но тут, думается, дело не пойдет дальше зубоскальства. Не из того теста девицы.
Замаявшись сидеть в тишине, Млада переоделась, ополоснула лицо и шею из стоящего в углу ушата с едва теплой водой. В баньку сходить бы, да усталость с ног валит. Освежившись, она сложила вещи на лавку рядом с постелью, забралась под тонкое покрывало и молча отвернулась к стене. Разгоняемый лучинами мрак горницы давил на голову и веки.
Даже тихая возня соседок за спиной не помешала через мгновение провалиться в сон.
* * *
Это сновидение не навещало Младу очень долго. Наверное, лет десять. Воспоминания о нем шевелились в душе, точно обрывки прозрачного поутру тумана, но на поверхность не выбирались. А тут вспыхнули, как политые маслом раскаленные угли. И полыхали…
Полыхали дома вдалеке; над лесом поднимался дым, марая белые облака смрадной копотью. Млада чувствовала запах гари и боялась возвращаться. Наверное, должна была. Но не могла. Потому что так сказала мать. И Млада знала, что там, в Речной деревне – смерть. Повсюду. Пришедшая с отрядом всадников, диких, черноволосых и черноглазых, в расшитых угловатым узором кожушках и сапогах. С изогнутыми мечами на поясах.
В ушах еще звенел крик матери, влажной тряпкой в груди душил плач. Но Млада не позволяла себе разреветься. Ни сейчас, ни после. Никогда больше. Она укрылась за кустом бузины у пригорка и слушала отдаленный шум: ор, топот, треск горящих избовых бревен – звук, с которым умирала деревня. Умирал ее род. Не слышно было плеска Нейры неподалеку, стихли птицы в ветвях. Затаились. Только стая ворон, чуя скорый пир, пронеслась в вышине, запятнав землю россыпью теней.
Млада не могла уйти дальше – ноги не слушались. Она сидела там, где силы покинули ее, и вздрагивала от озноба в разгар лета. Одна. Больше в лес никто не побежал. Босых ступней касались прохладные стебли травы – Млада даже не успела обуться. Влажная от росы земля промочила рубаху. По руке полз муравей. Бузина шелестела над головой.
С тех пор Млада ненавидит запах бузины…
– Млада! Проснись! Ты чего? – кто-то настойчиво тряхнул за плечо.
– Прочь! – она вскочила, зажмурившись. Махнула рукой. – Уходи!
Тихий вскрик – и брякнул упавший на пол светец. Лучина погасла. Снова стало темно. После короткой, перемешанной с гневным бормотанием возни огонек снова зажегся.
– Глянь на нее! Совсем шальная, – пораженно проговорила из своего угла Малуша, посматривая на трущую ушибленную щеку Раску. – Говорила же тебе: не лезь.
– Дык она выла так, что стража на улице, небось, услыхала!
Млада отняла ладонь от бедра, к которому прижала ее в надежде нащупать кинжал. И хорошо, что его не оказалось. Иначе Раска могла пострадать еще больше. Ладно если порезом отделалась бы, а то ведь сдуру и насмерть можно пырнуть. Соседки застыли на своих местах, поглядывая недоверчиво и с легким отвращением. Так на улице смотрят на ободранную полоумную нищенку честные горожане, проходящие мимо.
– Прости, Раска, – Млада вздохнула и прислонилась спиной к прохладной стене. Сжала пальцы, до боли вонзая ногти в ладонь. – Просто скверный сон. Пес знает, что на меня нашло.
Девчонка поморщилась и еще раз тронула скулу.
– Коли синяк будет – так и скажу, что это ты меня побила, – она вдруг облегченно улыбнулась.
– Скажи. Этому никто не удивится.
– Эдак ты нас тут всех синяками отметишь, если каждый раз спросонья кулаками будешь махать, – проворчала Малуша, снова укладываясь.
Это уж точно. Проклятый сон. И с чего бы ему снова становиться таким ярким, будто все произошло только вчера? Не иначе виновато возвращение на земли, которые за много зим забылись так крепко, что уже и родными-то не казались. Хоть смутно помнила Млада и этот холм, где сейчас стоит Кирият, и озеро, примыкающее к нему с северо-запада. Раньше тут были деревни. Давно. Говорят, многие из них погибли так же, как и Речная. Истреблены жители, сгорели дома… И землю ее, верно, топтали косматые кони тех же черноглазых всадников, впечатывая в нее кровавые следы подков.
