– Какая разница? – сказал Клермонт. – Кто будет знать, кого это волнует?
В своем фильме он планировал снять в главной роли знаменитого актера по имени Тед Кэннери, или сэра Эдварда Кэннери, коим тот недавно стал. Сэр Эдвард сам предложил себя на роль Татарова. Он должен был сыграть в паре с одной из трех или четырех столь же выдающихся женщин-исполнительниц его собственного поколения. Какая из этих великих дам в конечном итоге получит роль, будет зависеть от многих факторов, и это еще не было решено, но меня это не касалось. Съемки будут проходить зимой на заснеженном роскошном гольф-курорте в Шотландском нагорье. Это тоже уже было решено. Мне не нужно было беспокоиться о практических деталях.
Вот и все. Остальное предлагалось на мое усмотрение – что и как должно случиться, что будет в итоге, что киношный Татаров обнаружит, решит, узнает или чем поделится, – вот суть истории, которую мне предстояло написать.
– Кирилл Татаров в курсе, что вы собираетесь снять о нем фильм? – спросил я.
– К нему уже обратились.
– Он согласился?
– Над этим работает один мой человек в Нью-Йорке. Мы не видим в этом проблемы.
– Вы хотите сказать, что он не ответил.
– Пока нет.
Я подумал о «киношном Татарове». Еще когда мы с Клермонтом обсуждали это в ресторане, я решил, что Татарова нельзя называть своим именем. Большинство людей, которые пойдут посмотреть фильм, вспомнят инцидент, на котором тот основан, но лишь частично, весьма смутно. Они вряд ли узнают или вспомнят подробности, им будет все равно. Поскольку я встречал настоящего человека, который был не от мира сего – странный, абстрактный, порядочный, несомненный гений, по сути своей хороший и значимый человек, – мне казалось, что его следует как-то изолировать от попыток романтизировать эти несколько недель бегства от бесконечных мыслей, кружившихся вокруг гипотезы Пелерена. Поэтому Кирилл в моей голове вскоре стал «Сергеем», а перед тем, как я покинул ресторан, он уже носил фамилию «Калугин». Это в некотором смысле освободило меня от моих знаний о реальном человеке, и я уже с первых минут почувствовал, как начинает развиваться выдуманная история.
Это был первый акт художественного творчества, повлекший за собой многие другие.
Я понятия не имел, с какой стороны взяться за это дело, но поскольку сумма, предложенная мне Клермонтом, была весьма существенной, я в этом не признался. На самом деле я имел лишь смутное представление о том, что такое предварительный набросок сценария. Покинув Клермонта и Жаклин, я прямиком пошел в книжный магазин одного кинотеатра в Вест-Энде и купил книгу на эту тему. Увы, она не оправдала моих ожиданий. Позже я нашел несколько образцов таких набросков в Интернете и скачал те, которые фактически превратились в фильмы, те, о которых я помнил, что когда-то смотрел их. От них оказалось гораздо больше пользы.
Через месяц я отправил плод своих трудов Клермонту, ожидая немедленного ответа. Время в конце концов важно, сказал он мне, когда мы расстались. Прошло несколько недель, и я уже решил, что больше не получу от него известий, как вдруг обнаружил в электронной почте письмо с прикрепленным к нему файлом. Письмо было от Джеки (помощницы Клермонта за тем памятным обедом, но теперь сократившей свое имя).
Брайан, сообщила мне Джеки в электронном письме, был в восторге от моей истории. В ближайшем будущем они перейдут к следующему этапу. Тем временем у Брайана возникло несколько собственных идей. Он сделал пару-тройку примечаний и спрашивал, могу ли я взглянуть на них и включить их в свой черновик. Она отправила их в формате PDF. Я скачал их и распечатал.
Примечания состояли из присланного мною наброска с многочисленными пометками от руки. Первая из идей Брайана бросалась в глаза уже на первой странице: «Сергей» стал «Иваном».
Эта на первый взгляд мелочь была, однако, ключом к тому, что последовало дальше: «пара-тройка идей» оказались пестрым калейдоскопом замен, удалений, возвратов на место, пузырей с текстовыми вставками, заметок на полях, сделанных разными цветами, перемещений со стрелками и так далее.
Я был так подавлен и деморализован, что не мог заставить себя снова взглянуть на мой набросок больше недели. Однако в итоге я взял себя в руки и закончил переписывание. Полный дурных предчувствий, я отправил его Клермонту. Я, что называется, уперся рогом и переименовал «Ивана» обратно в «Сергея», молча проигнорировал самые неработающие из его пометок, но учел как можно больше других так называемых «предложений» Брайана.
Пока я ждал его ответ, мне позвонила Джеки.
– Я подумала, что вам будет интересно узнать, – начала она, сделав ошибочное предположение. – Брайан в восторге, что действие в вашем сценарии разворачивается на шотландском острове, а не в Хайленде. Он надеялся снимать в отеле «Глениглз», но думает, что это сработает почти так же хорошо.
Она умолкла. Я ждал, что она скажет дальше, и подозревал неприятности. Будут ли новые изменения?
– Это все? – спросил я.
– Самая хорошая новость заключается в том, что мы нашли нового спонсора, что позволяет нам перейти к следующему этапу, и Брайан даст вам «добро» позже на этой неделе и попросит сделать еще один черновик. Вы все еще работаете со своим агентом?
– Да, – сказал я.
– Мы свяжемся с вами. О, есть еще одна записка, которую Брайан попросил вам передать. Наш новый спонсор владеет роскошным отелем на Виргинских островах и считает, что фильм должен сниматься там. Это ведь просто вопрос изменения десятка слов здесь и там, не так ли?
Я отправил второй черновик, потом третий. Я уперся рогом и сохранил шотландский пейзаж во втором черновике, но проиграл битву отелей в третьем. Снежная буря превратилась в тропический ураган. Затем спонсор передумал, и обещанные финансы исчезли. Шотландский пейзаж вернулся. Эту халтуру мне стыдно вспоминать, но Брайана Клермонта она удовлетворила, и вскоре после того, как он ее прочитал, он поручил мне написать полный текст сценария. Я мысленно послал Кириллу Татарову извинения в глубокой надежде на то, что он никогда не увидит фильм, а если и увидит, то найдет его настолько далеким от собственной реальности, что даже не заподозрит, что неким образом причастен к нему.
Когда ложь заменяет правду
Я принял заказ на написание сценария, потому что мы с Клермонтом заключили сделку и мне позарез нужны были деньги. Я столько раз мысленно прокрутил эту историю, что все детали сюжета приходили мне в голову естественным образом, а персонажи – которые теперь находились где-то посередине между теми, какими я их изначально задумывал, и теми, во что их превратили многочисленные переписывания, – оживали на глазах и как будто сами сочиняли свои диалоги. Так что писать сценарий было делом несложным, и он был закончен на удивление быстро, но все же совесть продолжала мучить меня.
После еще одного длительного молчания Клермонт объявил, что требуется второй вариант сценария. Он пригласил меня в свой новый офис, чтобы я просмотрел его записи и решил, что нужно сделать. Увы, к этому времени мое вдохновение иссякло, как и мое терпение. Я решил воспользоваться пунктом моего контракта, который позволял третьим лицам взять на себя роль «совместных» авторов проекта. Полагаю, что Брайан Клермонт испытал такое же облегчение, как и я.
