Диса молчала.
Спустя несколько мгновений тишины Конрад цокнул языком.
– Так тому и быть.
Он схватил Ульфа Видаррсона за волосы, откинул его голову назад; юноша брыкался и кричал через кляп с остекленевшими от ужаса глазами, но Конрад разрезал ножом крепкие мышцы и хрящи на горле молодого гёта.
Хлынула кровь. Ульф корчился и хрипел, извергая пену, пытаясь вдохнуть через обломки трахеи. Дымящаяся кровь стекала по его шее и груди. Конрад держал его за волосы, пока сопротивление юноши ослабевало. Потом, когда кровь превратилась в струйку, Конрад повалил его на землю, чтобы тот наконец умер.
– Это плата за моего человека, которого ты убила! – взревел Конрад. – Считай, что мы сравняли счёт. А что ты сделаешь, чтобы спасти славного Флоки? Или позволишь ему умереть так же, как и бедному Ульфу?
Он подошел к тому месту, где его воины держали Флоки на коленях, склоняя к земле. Сын Хределя бросил на Конрада убийственный взгляд.
– Ты обменяешь свою жизнь на его?
Из глаз Дисы хлынули непрошеные слёзы гнева. С беззвучным криком она ударила по земле сжатым кулаком. Глухие удары сыпались один за другим, слишком тихие, чтобы быть услышанными; она била до тех пор, пока костяшки пальцев не начали кровоточить, а кости угрожали треснуть. Она любила этого придурка. Правда! Она любила его с тех пор, как стала достаточно взрослой, чтобы распознать это ощущение в животе. Но Диса не будет рожать от него детей. Такова судьба жрицы Человека в плаще. Она не оставит после себя ничего, кроме славы своего имени, и эта слава должна на чём-то основываться. На битвах. И в этот момент серебристо-яркой истины она, к своему величайшему стыду, осознала, что любит славу – и осознание, что её имя будут вечно вспоминать с восторгом, – больше, чем что-либо. И кого-либо.
Она не умрет за Флоки Хредельсона, но убьёт…
Ноздри Дисы раздулись. Губы обнажили зубы в убийственном оскале. Она сосредоточилась на ярости, кипевшей прямо под её кожей. Ярость, красная как кровь, горячая, как вытащенные кишки. Она призвала духов земли…
И хоть они были ослаблены ненавистными символами Пригвождённого Бога и барьером из реки Хведрунг, тем не менее, они услышали её безмолвную мольбу.
Пока Диса наблюдала, Конрад вздрогнул, когда его поразила сила слабых духов; Белый колдун, который хотел повести армию на землю Вороньих гётов, огляделся так, словно потерял из виду то, что всего мгновение назад было прямо под носом. Он казался сбитым с толку.
Именно в этот момент Диса прыгнула. Мускулистые ноги перенесли её на несколько шагов вперёд; с диким рычанием она метнула копьё, зажатое в правом кулаке. Девушка не задержалась, чтобы проверить, попала ли в цель. Быстро, как тень под луной и ледяным ветром, она исчезла в ночи, ставшей ещё темнее из-за помощи духов.
Спустя мгновение к Конраду вернулась ясность ума.
– Уэйр! – закричал он, разворачиваясь и отталкивая ошеломлённого отца Никуласа в сторону. Бритвенно-острый наконечник копья Дисы рассек развевающийся край рясы священника и разорвал внешнюю поверхность бедра одного из одетых в кольчугу стражников. Мужчина закряхтел и отскочил в сторону.
Копьё глухо стукнуло при ударе и задрожало, его лезвие глубоко погрузилось… в землю всего в нескольких дюймах от Флоки. Было бы это метательное копьё, а не короткое, и в эту ночь сын Хределя присоединился бы к своим предкам, убитый милосердной рукой девушки, которую любил. Но норны всегда таили сюрпризы.
Он посмотрел на дрожащее копьё и замычал, как раненое животное.
Конрад вскочил.
– Тревога! – закричал он. – Будите воинов! Не дайте ей сбежать, поняли? Диса Дагрунсдоттир нужна мне живой!
Крик Флоки превратился в издевательский смех. Он смеялся, когда Конрад шагнул к нему и ударил по рту тыльной стороной ладони. Флоки смеялся сквозь окровавленный и слюнявый кляп. Он смеялся даже после того, как лорд Скары решил его судьбу.
– Пусть познает наказание Вараввы!
– Милорд? – переспросил стражник.
Конрад сплюнул, его глаза горели красной пеленой жестокости, когда он повернулся к мужчине.
– Распять его!
Диса бежала в ночи, до неё доносились крики Флоки. Звук его агонии преследовал её, пока она скользила от дерева к дереву; это были крики раненого животного, перемежаемые глухим стуком молотков. Что сказал тот человек, которого она убила в овраге? «Поцелуй крест или повисни на нём»? Она знала, что Флоки не сдастся, особенно после того, как этот червь убил Ульфа. Диса вытерла глаза, смахивая слёзы. Это были слёзы стыда; её лицо горело от них. Она подвела Флоки; нарушила клятву вернуть его, отреклась от него и оставила целым и невредимым в лапах врагов. И она позволила Ульфу умереть.
Лезвие обвинений глубоко вонзилось в сердце. Сигрун не позволила бы этому случиться. Нет. Сигрун, её мать, даже Ауда придумали бы какую-нибудь хитрую уловку, чтобы вернуть всех домой. Гримнир забрал бы их домой после того, как убил всех до единого в этом жалком лагере. Даже Халла увела бы их в безопасное место. «Но не я! Нет, – подумала она, – я ввязалась в это как последняя дура, и к чему это привело? Они мертвы или почти мертвы, а я бегу назад, чтобы найти юбки, за которыми можно спрятаться!» Во рту у неё стоял привкус желчи.
Диса так отвлеклась на эти мысли, что не осознала, насколько близко подобралась к караульным. Она думала, что миновала их, и перешла на размашистый шаг охотящегося волка, поэтому удивилась, когда перед ней выросла фигура.
Часовой крикнул, когда девушка столкнулась с ним. Они упали на спину, задрав локти и колени. Часовой – молодой норвежец с короткой золотистой бородой – потянулся за рукоятью меча; Диса ударила его и вскочила на ноги.
– Имир тебя побери! – прорычала она, вытащив нож из ножен. Первый удар пришелся на его плечо в кольчугу. – Фо!
Диса отошла назад, когда часовой поднялся на ноги; она приготовилась уклоняться от ударов. Но мужчина остановился на полпути, а меч так и повис над головой. Его глаза округлились; позади себя Диса услышала скотобойные звуки стали, рассекающей плоть, – но не осмелилась обернуться. Ей нельзя отводить взгляд от врага перед собой, чтобы оценить резню за спиной.
Молодой норвежец попятился назад; он выронил свой клинок, а затем повернулся и побежал к лагерю, крича во всё горло. Диса воспользовалась возможностью. Она выхватила из-за пояса франкский топор, замахнулась и метнула его изо всех сил. Тяжёлое лезвие дважды перевернулось, а потом ударилось острием в основание шеи норвежца. Удар расколол воротник его кольчуги, наконечник топора погрузился в твёрдые кости шейного отдела позвоночника.
Часовой упал.
Быстрая, как змея, Диса извернулась и снова приняла боевую стойку, держа нож наготове. Второй часовой был всего в паре ярдов позади неё, но стоял на коленях, позабыв о роге, его руки безвольно висели по бокам. Кровавая трещина из раздробленных костей и куски мозга красовались там, где должно было быть его лицо, – лезвие бородовидного топора раскроило его голову почти до подбородка.
