Священник вытер масляные руки тряпкой, а потом взял каменный сосуд с мазью. Ею он смазал верёвочные ожоги. Конрад зашипел от прикосновения пальцев Никуласа.
– Господь следит за вами, милорд, – сказал священник. – То, что произошло на мосту, могло плохо для нас закончиться.
– Так ты решил упрекнуть меня, отец? Сказать, что мне надо бережнее относиться к этому больному телу?
– Господь спас вас не просто так.
– А Арнгрим? – ответил Конрад с большей горечью, чем хотел. – Его Господь забрал тоже не просто так?
Никулас не колебался:
– Да. Но эта причина известна только Господу. Что же до вас, тут всё ясно: у вас есть дела поважнее. Не тратьте время впустую на игры и дешёвые спектакли.
Лорд Скары беспокойно заёрзал на стуле.
– За такое тебя надо выпороть.
– На мне уже есть следы плети за смелость не говорить ни слова правды, – пожал плечами Никулас. – И, наверное, будут новые, если Всевышний пошлёт за мной.
– Будем надеяться, что Ему ты пригодишься только спустя много лет, друг мой, – сказал Конрад, потирая глаза. – Сделай мне настой, пожалуйста. Я устал, а завтра нас ждёт день кровавой бойни.
Отец Никулас кивнул. Оба мужчины замолчали, когда священник пошёл к столу. Там он начал измельчать травы в маленькой ступке. Долгое время единственным звуком был тихий скрежет пестика. Стул Конрада заскрипел, когда он немного пересел. А затем:
– Ты учёный человек, не так ли, отец?
– Не такой, как некоторые, – ответил Никулас, – но и не глупее многих.
– Ты знаешь, что значит слово скрелинг?
Священник замер, скрежет пестика затих. Конрад услышал резкий вдох, тихий, но отчётливый – мужчину явно застали врасплох. Пестик медленно вернулся к работе.
– Где… где вы его услышали?
– На ветру. Что это?
Никулас поджал губы.
– Это ненависть древности. Раса ночных сынов Каина, которые приходили к нам в свете луны, вырывали нам конечности и пили нашу кровь.
– Ты сказал: «Приходили»?
– Да, слава богу. Их больше нет.
– Откуда тебе это известно?
Сначала Никулас не ответил. Он закончил с травами, протёр пестик и отложил его.
– Когда мое послушничество закончилось, – сказал он через мгновение, – первые годы моего монашества прошли в скриптории в Кинкоре. У меня был хороший почерк, и аббат задумал подходящий подарок для Святого Отца в Риме – иллюстрированная рукопись, копия Beatus Vivere, Жития пресвятой девы Кинкорской, блаженной святой Этайн. Это благородное начинание, и я полностью ему отдался. Но я читал, пока переписывал. Старая привычка.
Эта святая родилась не в Ирландии. Она приехала к нам из Гластонбери, через Данию, где её похитили, а спутников убили. Похититель схватил её, кричащую, с дороги паломничества и заставил отвести его обратно на юг Англии, в Бадон, накануне разрушения города по воле Всевышнего, а оттуда – в Ирландию. Там она примкнула к сторонникам Бриана мак Кеннетига и стала свидетельницей убийства старого короля в битве на Клуан Тарб.
– Интересно, – сказал Конрад с ноткой сарказма в голосе. – Но как это относится к ночным сынам Каина, священник?
Никулас засыпал измельчённые травы в кружку, добавил тёплого вина и помешал смесь серебряной ложкой.
– Её похититель, – сказал он, неся кружку Конраду, – был последним из этого проклятого рода. Последним скрелингом. Блаженная святая пыталась вывести его из тьмы к свету Христову, но существо отказалось. После битвы на Клуан Тарб зверь исчез, и его больше никогда не видели. Эта глава жития заканчивается словами:
И убежал сын Балегира по Дороге Пепла,
Закутанный в шкуру отца-волка;
Асы бросились в погоню во главе со Всеотцом,
И так начались Сумерки Богов.
– Как звали её похитителя? Скрелинга?
– Гримнир, – ответил отец Никулас.
– Человек в плаще, – прошептал Конрад. – Он здесь. Похититель этой святой, скрелинг…
– Невозможно!
Конрад, сморщившись, выпил смесь Никуласа.
– Разве не всё возможно под небесами? Мы столкнулись не только с языческой заразой, мой добрый священник, но и с проклятым сыном Каина. Бог наблюдает. – Конрад вернул чашку, поднялся на ноги и перекрестился. – Всемогущий испытывает наши сердца и души, прежде чем позволит нам взять меч святого Теодора. Мы должны доказать, что достойны этого!
На мгновение вера Никуласа поколебалась. Если хотя бы половина из того, что он прочитал, будучи молодым монахом, была правдой – а он никогда бы не осмелился обвинить пресвятую деву Кинкорскую в таком низком грехе, как ложь, – это внезапное откровение было не столько испытанием веры, сколько предупреждением не испытывать Божью волю.
– Как? Что нам делать?
Лорд Скары склонил голову набок, вставая в уже знакомую Никуласe позу – позу человека, который слушает своих демонов. Конрад медленно закивал.
– Да. Это мы и сделаем.
– Милорд?
Никулас увидел огонёк в глубине жутких глаз альбиноса, когда тот поворачивался к нему лицом.
– Бог требует жертву. Ночного сына Каина…
За стенами Храфнхауга царило подавленное настроение. Не было ни пиршества, ни веселья; люди пели только молитвы по умершим, и пили, чтобы забыться. Под крышей Гаутхейма за вкушением мяса и эля слышались приглушенные голоса. Они подняли свои рога за ярла Хределя, похвалили Бьорна Сварти за его сообразительность и отправились спать или же молча сидеть с сородичами.
Ульфрун обошла всю стену. Наступил канун битвы. В ночном ветерке она чувствовала привкус грядущей крови и резни – медный, проникающий в душу, дразнящий обещаниями забытого дара. Но в такие ночи, хоть и окруженная готовой умереть за неё толпой, она чувствовала себя одинокой. Холод, который не могли унять ни волчий мех, ни медвежья шкура, просочился в её конечности. Заболели старые раны. Она помассировала руку там, где плоть соприкасалась с железом…
Она бежит. В холодном воздухе виден пар её дыхания, когда она задыхается от усталости. Страх пронзает её мозг, когда она подходит ближе, но останавливаться нельзя. Позади себя она слышит хруст сапог с шипами на подошвах, шум погони. Девушка убегает. Сквозь зыбкий дым на землю падает снег. Она бежит и взывает к богам о помощи.
– Помогите мне! – кричит она.
Один бог отвечает.
Впереди её ждёт фигура. Она имеет человеческую форму, хоть и сгорбленную и такую же искривлённую, как посох, на который опирается; на ней просторный плащ и низко надвинутая широкополая шляпа. Из тени поблескивает один злобный глаз.
