Снова пылит дорога,
и мама уезжает из города.
Впереди Нью-Йорк,
семья остается позади. Мама проходит в конец автобуса,
садится, зажав коленями сумку, прильнув к окну,
чтобы еще хоть раз взглянуть на родные места,
прежде чем тьма опустится на землю
и на всю ночь с ней останутся лишь тени,
и звезды,
и слезы,
и надежда.
Последние светлячки
Мы знаем, что скоро уедем. Каждый вечер, как только зажгут свои огоньки последние летние светлячки, мы ловим их и сажаем в банки, а потом выпускаем. Будто понимаем, как им нужна свобода. Будто надеемся, что, если мы сделаем что-нибудь хорошее, на небесах услышат нашу безмолвную просьбу и оставят нас в Гринвилле.
Перемены
Теперь, когда мама уехала, вечерами так тихо, и кажется, что слышно, как бежит время, оставшееся до нашего отъезда.
Мы знаем, что скоро станут воспоминаниями даже бабушкины руки, нежно расчесывающие наши волосы. Субботние вечера за кухонным столом, запах помады «Дикси Пич», жар от щипцов для выпрямления волос, шипение влажной, только что выстиранной ленточки под горячим утюгом – все это у нас, может, еще и будет, но уже не здесь.
Мы сидим на крыльце дедушкиного дома, ежимся от холодного воздуха близкой зимы и тихонько говорим о лете в Гринвилле, о том, что мы вернемся сюда снова и все пойдет по-старому: мы будем слушать те же истории, смеяться над теми же шутками, ловить светлячков в те же стеклянные банки, – и уверяем друг друга,
что новое лето будет таким же прекрасным, как и прежние.
Но знаем, что это неправда.
Когда мы вернемся сюда, все будет по-другому.
Изменятся и город Гринвилл,
и наш район Николтаун,
изменимся мы сами.
Школа Стерлинг в Гринвилле
Мама находится в Нью-Йорке, когда во время выпускного бала вспыхивает
школа, в которой она училась.
Зал, набитый людьми, наполнился дымом, музыку остановили, все перестали танцевать, и диджей крикнул, чтобы все быстрее выходили.
Пожар полыхал всю ночь,
а когда закончился,
от маминой школы почти ничего не осталось,
она сгорела до основания.
Мама сказала, что это из-за того,
что школьники участвовали в маршах,
а некоторые белые в Гринвилле
ненавидят наше движение.
После пожара старшеклассникам
не разрешили ходить в школу для белых.
Теперь им приходилось тесниться
в здании начальной школы, со своими младшими
братишками и сестренками.
В мамином школьном альбоме есть фотография
с надписью
«Факел, 1959» – на ней мама улыбается, рядом ее кузина Дороти Энн, а с другой стороны стоит Джесси Джексон. И, может быть, уже тогда он мечтал стать президентом и верил, что однажды обязательно будет первым чернокожим кандидатом на этот пост.
А другие факелы, уничтожившие их школу,
не смогли напугать ни самого Джесси,
ни его соратников по борьбе,
и они продолжали
делать
мир справедливее.
Вера
После маминого отъезда бабушка рьяно берется за дело и продолжает приобщать нас к религии. Мы, как и она, становимся свидетелями Иеговы.
После маминого отъезда некому возразить бабушке:
– Дети сами решат, во что верить, когда повзрослеют.
Теперь бабушка говорит:
– В моем доме вы будете делать то, что я скажу.
После маминого отъезда
ночью мы просыпаемся и зовем ее.
– Молитесь, и Бог утешит вас, – произносит в темноте бабушка, прижимая нас к себе.
– Пусть Библия станет для вас и щитом,
и мечом в вашей борьбе.
Но с кем и с чем нужно бороться, мы пока
не знаем.
Небылицы Коры
Сегодня вечером к нашему крыльцу
пожаловали Кора-и-ее-сестры.
Их трое, и нас тоже трое,
но Хоуп не хочет оставаться среди девчонок
и садится один в дальнем конце двора.
И хотя бабушка не разрешает нам играть с Корой-и-ее-сестрами, она уже не старается увести нас со двора, когда они идут мимо нашего дома. Может быть, ее сердце немного оттаяло и ей стало жаль девочек.
Под сосной вырос странный
разноцветный гриб. Темно-красный с золотом,
он торчит из земли, усыпанной хвоей, и выглядит зловеще.
Когда я давлю его ногой,
Кора-и-ее-сестры кричат:
– Ты убила дьявола, пока он спал! Это же был его дом!
Кора пугает, что дьявол скоро оживет. Она говорит:
– Он придет к тебе ночью, когда ты будешь спать, а Бога не будет рядом,
и все ваши молитвы не помогут.
А солнце уже садится, и я плачу от страха.
Плачу, пока бабушка не выйдет на крыльцо и не спровадит со двора Кору-и-ее-сестер, не обнимет меня и не скажет, что все это ложь.
– Просто здешнее суеверие,
на Юге чего только не выдумают, – утешает она меня. – Девчонки эти,
видно, совсем не разбираются в грибах.
Не верь всему, что тебе скажут, Джеки.
Придет время, и ты научишься различать,
когда тебе говорят правду,
а когда сочиняют небылицы.
Холл-стрит
В прятки лучше всего играть ранним вечером, когда сумерки еще не взяли верх. Но для нас как раз наступает время Библии. Мы сидим на ступеньках крыльца, согревая руки чашками горячего шоколада, уже почти пустыми, лишь сладкая гуща плескается на дне, и видим, как к нам приближаются Брат и Сестра из Зала Царства.
– Вот наконец и настал чудесный вечер понедельника, – произносит Брат из Зала Царства.
– Возблагодарим же за это Иегову! – отвечает Сестра из Зала Царства.
Мы молчим: и Брат Хоуп, и Сестра Делл, и я.
Заходить в дом никому не хочется, все прелести уходящей осени так манят нас. Лягушки ближе к зиме совсем осмелели и скачут через весь двор. Нам бы поглазеть на них. Нам бы теплого печенья,
