с чем сравнить местный аромат!
Она протягивает мне жевательную резинку, на обертке яркими буквами написано «Бабл юм»:
– Вот что они там жуют. Город назывался Скенектади.
И весь остаток лета мы с Марией покупаем
только «Бабл юм», надуваем огромные пузыри,
а я заставляю подругу рассказывать мне все новые и новые истории
о белой семье из Скенектади.
– Они твердили, что я бедная, и задаривали меня разными вещами, – делится она. – И мне приходилось объяснять им, что мы живем не в бедном квартале.
– На следующее лето тебе нужно съездить на Юг, – говорю я. – Там все по-другому.
И Мария обещает поехать.
На тротуаре рисуем классики, для этой игры мы приноровились использовать осколки шифера, а где только найдем гладкие камни, тут же пишем мелом «Мария и Джеки – подруги навеки». Исписали весь тротуар, и в конце концов
по нашей стороне улицы невозможно пройти,
не увидев под ногами наши имена.
Хайку о сто шестой школе
Жаклин Вудсон.
И вот я в четвертом классе.
Дождь за окном.
Учусь у Лэнгстона
Я друга так любил,
И все же он ушел.
Не нужно лишних слов,
В конце своих стихов
Я снова напишу:
«Я друга так любил».
Лэнгстон Хьюз
Я так люблю свою подругу.
Играть, смеяться вместе с ней —
занятья нету веселей.
И я надеюсь всей душой, она останется со мной
И не покинет никогда, и будем вместе мы всегда.
Ведь я люблю свою подругу.
Джеки Вудсон
Великан-эгоист
В сказке про Великана-эгоиста маленький мальчик обнимает его, а до этого Великана ни разу в жизни никто никогда не обнимал.
Великан полюбил мальчика всей душой,
но однажды мальчик вдруг исчезает.
Когда он снова появляется, на руках и на ногах у него
глубокие раны, как у Иисуса.
А Великан умирает и попадает в рай.
Когда учительница первый раз читает эту сказку нашему классу,
я пла́чу весь день. Мама, вернувшись вечером
с работы,
застает меня в слезах.
Она не понимает, почему мне хочется слушать
такую грустную сказку снова и снова,
но отводит меня в библиотеку за углом,
где я умоляю найти и выдать мне
книгу.
«Великан-эгоист» Оскара Уайльда.
Я читаю сказку снова и снова.
Как и Великан, я тоже полюбила Иисуса-мальчика, в нем есть что-то светлое и чистое, и мне так хочется быть его другом.
А потом однажды учительница вызывает меня к доске и просит прочитать вслух эту сказку. Но мне даже книжка не нужна. История про Великана-эгоиста у меня в голове, она там живет. Каждое слово врезалось в память.
Каждый день, возвращаясь из школы, дети заходили
в сад Великана поиграть…
На одном дыхании я рассказываю классу всю сказку
до самого конца, когда мальчик говорит:
Это раны Любви…
Однажды ты пустил меня поиграть в свой сад, сегодня я поведу тебя в мой, под названием Рай…
– Как тебе удалось? Как ты сумела выучить
всю сказку слово в слово? – спрашивают
одноклассники.
Но я не знаю, что ответить, и пожимаю плечами. Как я могу объяснить, что истории для меня как воздух, я дышу ими и не могу надышаться.
– Как талантливо! – хвалит учительница и улыбается. – Джеки, это было великолепно!
И теперь я знаю, что мой Тингалайо – это слова.
Слова – мой талант.
Стихи о бабочках
Никто не верит, когда я говорю, что пишу книгу о бабочках. Даже когда видят тяжелый том детской энциклопедии у меня на коленях, открытый на страницах, где порхают бабочка-монарх, бабочка-репейница, махаон, королевские бабочки. Есть даже бабочка конского каштана.
Когда я пишу самые первые слова:
«Крылья бабочки шепчут…»,
разве кто-нибудь верит, что можно написать целую книгу о таких простых существах, как бабочки? Ведь, по словам моего брата, они и живут-то всего ничего.
Но на бумаге жизнь может быть вечной.
На бумаге бабочка никогда не умирает.
Шесть минут
Сестрам дается шесть минут, чтобы выступить на сцене в Зале Царства. Выступают по двое. Или по трое. Но только не по одной.
Мы должны придумать короткую сценку о том, как мы
посещаем другую Сестру или кого-то неверующего.
Иногда действие происходит за воображаемым кухонным столом, иногда в воображаемой гостиной, а на
самом деле мы
садимся на раскладные стулья посреди сцены.
Перед первым выступлением я спрашиваю, можно ли написать сценку самой, без чьей-либо помощи. В своей истории я не могу обойтись без лошадей и коров, хотя вообще-то нужно посвятить ее воскресению.
«Вот, например, – пишу я, – у нас есть корова и
лошадь,
и мы их очень любим. А если они умрут, неужели после смерти для этих животных жизнь на самом деле закончилась?»
Мама читает эти строчки и качает головой:
– Ты отклоняешься от темы. Нужно убрать животных, не отвлекайся, пиши только по делу. Начни сразу
с людей.
И я не знаю, что мне делать со сказочной,
самой интересной частью моей истории, где лошади и коровы разговаривают со мной и друг с другом.
О том, что, хотя они уже очень старые
и жить им осталось недолго, они не боятся смерти.
– У тебя всего шесть минут, – наставляет мама, —
и помни, что вставать и ходить по сцене нельзя. Ты должна выступать сидя.
И я все переписываю заново:
– Добрый день, Сестра! Я пришла к вам, чтобы сообщить благую весть. Вы знали, что Слово Божье – истина? Обратимся к пятой главе Евангелия от Иоанна, там в двадцать восьмом и двадцать девятом стихах
