с книжками в руках.
Все эти дети почти наши друзья, и мы частенько думаем о них, когда нам надоедает играть друг с другом.
Но бабушка говорит:
– Играйте втроем, трое – это целая компания. Придумайте, чем заняться.
Так мы и поступаем.
А когда нам хочется спросить ее: «Почему нам нельзя играть с другими?» – мы не спрашиваем.
Ведь мы умные дети и не задаем глупых вопросов.
Как говорить правильно
Когда мама впервые слышит, как брат говорит «ниче», она идет в дальний конец двора, где на пригорке растет ива, и срывает с нее ветку.
Очищает ее от листьев, и вслед за тем раздается вопль моего брата, потому что ветка больше не шумит красиво на ветру. В руках мамы она превращается в прут,
который со свистом опускается на ноги брата.
– Чтобы я не слышала
«ниче» в нашем доме! – повторяет мама. – Чтобы нигде и никогда не слышала от тебя «ниче».
Каждый свистящий удар – предостережение нам:
говорите правильно и четко.
Нам запрещено говорить «че?», «я собираюся», «вы хочете» или «ихний».
Нельзя отвечать «да, мэм» – только «да», а чтобы проявить уважение, достаточно смотреть собеседнице прямо в глаза.
– Никогда никому не говорите «мэм»!
Мама не выносит это слово – оно напоминает ей о временах рабства,
которые закончились
не так уж и давно…
Список запретных слов бесконечен…
– Вы с Севера, – говорит мама. – Вы должны говорить правильно.
Мы с Делл смотрим на темные следы, которые оставил ивовый прут на ногах брата, и боимся открыть рот. Вдруг оттуда вылетит что-нибудь южное или,
наоборот,
влетит.
У кондитерши
По пятницам дедушка ведет нас в кондитерскую, хотя бабушка беспокоится, что из-за него у нас не останется ни одного зуба – от сладкого они сгниют
и выпадут.
Но дедушка только смеется и заставляет нас открыть рты и показать, какие крепкие зубы мы унаследовали по его линии.
Мы все трое стоим с широко открытыми ртами,
выставив напоказ крепкие белые зубы,
и бабушке ничего не остается, как сказать: «Да, им
повезло», —
и отпустить нас.
В кондитерской все заставлено полками, на которых лежат шоколадные плитки, мармелад, леденцы, длинные красные лакричные палочки, похожие на струны, вафли «Некко», стоят коробки с надписями «Гуд энд Пленти», «Джуджуб», «Мун Пайз». Так много всего, что мы не можем выбрать, пока дедушка не скажет:
– Вы как хотите, а я возьму мороженое.
Хозяйка кондитерской, женщина с седыми волосами, которая никогда не улыбается, уходит в соседнюю комнату и вскоре приносит оттуда вафельный конус с высокой шапкой лимонного мороженого, которое сразу начинает таять. Хотя дело к вечеру, солнце печет нещадно, а сливочно-лимонное мороженое кажется таким прохладным и обещает избавить от жары хотя бы ненадолго, и мы в один голос говорим:
– И я, Папочка, и я хочу мороженое.
Из кондитерской мы возвращаемся молча, слышны только хлюпающие звуки,
когда мы пытаемся поймать ртом тающее мороженое, которое течет по рукам и так и норовит упасть на горячую сухую дорогу.
Южная Каролина борется
– Потому что мы имеем право, – говорит дедушка. Мы сидим у его ног, разговор сегодня о том, почему по всему Югу проходят марши протеста – ходить, сидеть, да что угодно делать там, где хотим. Сначала они привезли нас сюда. Потом мы бесплатно на них работали. Потом в восемьсот шестьдесят третьем вроде бы нас освободили, но на самом деле не дали никакой свободы. Вот поэтому люди так возмущаются.
И это правда, по радио без конца твердят о маршах протеста.
В центре Гринвилла мы постоянно видим подростков, которые разгуливают по большим магазинам или сидят в других местах, где чернокожим людям до сих пор
запрещено находиться. Они поступают так, как хотят,
их тела расслаблены,
их лица спокойны.
– Вот так и должны бороться чернокожие люди, —
говорит дедушка. – Если просто орудовать кулаками, толку не будет. Нужно настаивать на своем, но мягко. Двигаться к цели не спеша.
– Но нужно быть готовым умереть за правое дело, – продолжает он и добавляет:
– Быть готовым умереть
за все, во что веришь!
Никто из нас не представляет, что такое смерть,
но все-таки мы пытаемся, как можем.
Даже мама не остается в стороне. Втайне от
бабушки она собирается в центр, чтобы встретиться там с кузинами. Но только она, надев красивое платье и перчатки, выходит за порог,
как слышит:
– Будь осторожна, смотри не попадайся полиции!
И мама, точь-в-точь как маленькая девочка, отвечает:
– Не попадусь, мамочка!
– Больше ста лет прошло,
а мы все боремся за свободу,
которую вроде бы имеем, – говорит дедушка.
Борьба в Южной Каролине продолжается, и что бы мы ни делали: играли, сеяли, молились или спали – мы все равно ее участники.
– Потому что вы цветные, – объясняет дедушка. —
Вы такие же умные, красивые, свободные, как и другие люди.
Никто из цветных здесь, на Юге,
не остановится, потому что
мы боремся за справедливость.
Тренинги
К нам приезжает старшая, самая любимая мамина кузина Дороти и ее дети. Они сторонятся нас и говорят, что не могут разобрать ни слова ни у Хоупа, ни у Делл, ни у меня.
– Вы тараторите слишком быстро, и все слова у вас сливаются в одно, – объясняют они.
Они говорят, что мы слишком маленькие, играть с нами неинтересно, и уходят гулять по улицам Николтауна. А нам не разрешают, мы остаемся на веранде. Смотрим, как они уходят, слышим, как тетя Дороти говорит им:
– Эй, разбойники, поосторожнее, не попадите в беду!
Потом мы крутимся рядом с кузиной Дороти и делаем вид, что не слушаем, о чем она говорит, но она, конечно же, все замечает. Ведь стоит ей рассмеяться, мы смеемся вслед за ней, стоит покачать головой, мы тоже качаем.
– Знаешь, почему нужно посещать эти тренинги? —
