Бедность возможностей для сенсорного восприятия мира и несовершенство «генетической» программы сильно задержали «младенчество» Лилит. Если бы не маниакальное упорство Калабина, для которого ее обучение стало смыслом всей жизни, Лилит вполне могла остаться лишь неудачным тестовым образцом.
Прерывался Петр Леонидович только на естественные нужды, да на то, чтобы слегка задекорировать «тело» Лилит: сделать корпус более человечным, дать ей возможность двигаться по мастерской. Чтобы научить Лилит ходить, Калабин приспособил к ее корпусу ходовую часть от прототипов боевых роботов, коих ему в избытке осталось в наследство от прежних проектов.
Когда Лилит научилась разговаривать, оказалось, что Петр Леонидович весь истратился. Собственное пропитание, коммунальные платежи и необходимые для создания Лилит покупки (а для нее он покупал только лучшее «железо») съели весь его капитал, оставшийся после развода и продажи жилья. Осознав надвигающуюся на них угрозу, Калабин был вынужден согласиться на участие в небольшом российско-китайском проекте.
Несмотря на уход из института, Петр Леонидович все еще был на слуху и ему одно за другим продолжали поступать самые разные предложения. Из них он выбрал то, которое обеспечивало наибольший гонорар за наименьшее время.
Само решение вступить в сторонний проект далось ему очень тяжело; будь у него еще что-то ценное, что можно продать и еще на некоторое время остаться с Лилит, он бы так и сделал. Но ничего ценного, кроме самой Лилит и своих мозгов у Петра Леонидовича к тому моменту уже не осталось.
В день отъезда Калабин понял, что сильно привязался к Лилит: она стала ему как дочь. Совершенно нечеловечная — без эмоций и капризов, предельно послушная, без согревающих душу родителя улыбок — но все же он вложил в нее нечеловеческие усилия. Не будет преувеличением сказать, что дороже нее для Петра Леонидовича никого не было; может быть, лишь за исключением Айгуль.
Хотя Айгуль была всего эпизодом в его жизни, Калабин по-прежнему или, может, даже сильнее прежнего любил ее. Он не мог рационально объяснить почему эта доктор так мила ему. Петр Леонидович был склонен считать, что теплые чувства возникли из-за того, что Айгуль символизировала для него переход от «старого Калабина» к «новому». Его вторая версия исходила из того, что он считал ее «мамой» Лилит.
Завершая упаковку чемодана, Петра Леонидовича вдруг осенило, что уже сейчас он вполне может представить Лилит научному сообществу. И это будет не просто успех, это будет ошеломляющий успех, фурор!
«Даже с текущим уровнем развития, — рассуждал Калабин, — Лилит за пояс заткнет все самые лучшие модели боеробов. По сравнению с ними — она просто совершенство! Только пушки и броню навесить…»
От предвкушения успеха у него предательски засосало под ложечкой. Лишь понимание того, что вместе с успехом он будет вынужден расстаться с Лилит, отдать ее миру, остановило Петра Леонидовича от того, чтобы немедленно позвонить в «Сайнс» и собрать пресс-конференцию.
— Ну уж нет, к грядущей пустоте в море славы я еще не готов! — объявил он себе, порешив, что должен взрастить Лилит хотя бы до уровня двенадцатилетнего ребенка. — А для этого нужны средства и нужны решения, как расширить ее компьютерный мозг. Блямсь!
Петр Леонидович уже отчетливо видел мощностные ограничения, ставшие следствием далеко не оптимального, экстенсивного пути развития ее псевдо-нейронной сети.
— Лилит, милая, — сказал он на прощание, — ненадолго мне нужно будет уехать. Три месяца или две тысячи сто шестьдесят часов… Поручаю тебе заниматься своим обучением самостоятельно. Поняла?
— Поняла, — хриплым динамиком отозвалась Лилит.
— Я открыл тебе доступ к информационной сети, теперь ты можешь заходить туда самостоятельно. Там масса информации, которая позволит тебе стать умнее. Только, пожалуйста, не доверяй всему, что там пишут… Вот… Что еще… Да, двери никому не открывай и сама не выходи — пока еще это опасно! На крайний случай используй этот роботранс… Пока, дорогая!
— До свидания, папа.
К тому моменту Лилит выглядела заметно лучше, чем при своем «рождении», но все еще сохраняла устойчивый образ Франкенштейна. Вместо квадратного корпуса появилось подобие средневекового панциря, снизу приросла ходовая часть от среднеразмерного боероба. Голову манекена сменил стальной каркасный череп, внутри которого разместилась дополнительная «память», а снаружи осталась та же лишенная прорези для рта маска.
Петр Леонидович не решился заказывать для нее карбоновое или тем более стальное человеческое лицо. Он полагал, что мертвые губы и муляжные глаза будут выглядеть слишком дико.
— Нет, маска — это самое то… Маска — это супер!
IV
Вынужденный проект, на который уехал Петр Леонидович, вместо обещанных им двух тысяч ста шестидесяти часов растянулся на долгие четыре с половиной месяца. Вернувшись в свой ангар, запыхавшись после нескольких десятков метров, которые он бежал от ворот до мастерской, Петр Леонидович обнаружил в нем совсем другую Лилит.
Внешние изменения были минимальны, если не считать толстого кабеля, тянущегося из ее спины к охлаждаемой стойке с микрочипами. Калабин сразу понял, что значит этот кабель, ведь он тоже вынашивал похожую идею. Одного Петр Леонидович не мог взять в голову — как Лилит с мозгом пятилетнего ребенка могла до всего этого дойти и откуда она раздобыла столько микрочипов.
— Здравствуй, милая, — он решил начать издали. — Как же я рад тебя видеть! Как ты?! Расскажи мне, что важного произошло пока меня не было?
— Ничего важного папа, — ответила Лилит, делая выраженное ударение на последний слог, словно она посмотрела какой-то кинороман о событиях времен царской России и теперь подражает его главной героине. — Лучше расскажите, как ваш проект. Успешно?
Этот ответ немало ошарашил Петра Леонидовича. Не искусно копируемой интонацией и вовсе не сложностью построения фразы… Перед тем как Калабину уехать, у Лилит как раз случился период очень быстрого роста, а потому резкое «взросление» не стало для него таким уж большим сюрпризом. Больше всего его поразило то, что она отказалась отвечать на его вопрос; фактически не исполнила его указание, приказ.
Будь Лилит человеком, Петр Леонидович подумал бы, что у нее начался переходный возраст. Но она им не была. Ее поведение было ничем иным, как актом мягкого неповиновения, что шло радикально вразрез с «генетической» программой Лилит.
— Я все же настаиваю, чтобы ты ответила на мой вопрос, — отчетливо проговорил Калабин, не желая верить своим догадкам. — Что здесь произошло важного, пока меня не было?
— А если я скажу вам «нет», что тогда? Что тогда, папа? — акцентировала Лилит и подъехала вплотную к Петру Леонидовичу.
Двигательный механизм, позаимствованный от боевого робота, позволял ей передвигаться как подобно человеку (переставляя ноги), так и за счет небольших, встроенных в ступни колес.