– Коли желание такое имеешь, отчего же нет. Только знаю я не больно много, уж не обессудь. Мы тогда в Сеул прибыли припасы пополнить и новичков в нашу команду абордажную принять. Ну как новичков?.. Опытные уже бойцы, которые службой своей доказали право с нами в одном строю быть. Мы уже возвращались, когда бомбежка и обстрел начались. Слышим взрывы, один другого громче и ближе к нам. Укрылись. Переждали. А как дальше двинулись, так увидели руины большого дома. Погибшие люди. Все горит, дым, пыль столбом, запах взрывчатки и горелой человеческой плоти. Приказа завалы разбирать я не имел. Надо было скорее на борт попасть. И тут вижу светлое пятно под куском рухнувшей стены. Не утерпел, подбежал. А там мальчонка в матроске. Ты то есть. Кудри светлые по камню рассыпались, лицо белое совсем. Нащупал на шее пульс, понял – жив малец. Ну тут уже всех созвал бойцов, вместе смогли чуток приподнять камень и тебя выдернуть. А дальше – спасибо целителю. Спас он тебя.
– А где это случилось? Точный адрес помните?
– Так сразу и не скажу. Но есть у меня карта Сеула. Вот по ней сможем в точности определиться. Сейчас я ее сыщу. Куда она у меня засунута? – пару минут Вахрамеев-старший ковырялся в комоде, перебирая бумаги. – Вот. Так, давай глядеть.
Расстелив карту на столе, Игнат принялся что-то соображать, водя пальцем и шепча себе под нос. Друзья замерли в ожидании.
– Вот. Точно здесь. Уверен. Запомни. А лучше я тебе сейчас прямо на ней отметку поставлю. Потом заберешь. Это уже недалеко от Драконьей горы и нашей главной военной базы в Корее. Район Йонсан. Пиши: улица Итевон, 124-13. Что, думаешь туда поехать? След родителей искать?
– Да.
– С Богом, коли так. Надо свои корни знать. Может, Бог даст, и могилы родителей отыщешь. Сорокоусты поминальные в церкви закажешь. Все как полагается.
Марту, у которого и в мыслях ничего подобного не было, оставалось лишь молча кивнуть. И в самом деле, надо будет так сделать.
– Ну вот, первый голод утолили. Теперь самое время с дороги баньку принять. Смыть с себя прах и порох. Я ее уже истопил, так что милости прошу Чистое исподнее у вас в запасе имеется? Свое не предлагаю, больно велико будет.
– Найдется.
– А после еще чаю выпьем с пряниками. Они, заразы, подсохли уже, но у вас зубы молодые, справитесь.
Распаренные после помывки друзья выдули еще самое малое по литру горячего чая и стали клевать носами.
– Разморило вас, детушки. Койки вам я настелил на втором этаже маяка. Там комнатка просторная и вид на морской простор такой, что…
– Спасибо, крестный, – от всей души, ощутив себя впервые за все эти дни дома, сонно пробормотал Март.
– Да, спасибо огромное, дядя Игнат, – поддержал друга и Витька.
– Ну все, отбой, – с показной строгостью скомандовал отставной боцман. И, не сдержав улыбки, добавил: – До ужина как раз выспитесь.
Засыпая, Мартемьян припомнил сегодняшние события, и сытая осоловелость на минуту оставила его. Он уже привычно вышел в «сферу» и одним рывком накрыл легкой тенью широкое пространство. Нигде так и не заметив ничего подозрительного, успокоившись, лег и мгновенно отключился, едва коснувшись головой подушки.
Проснулся Март как всегда сразу. Но еще долго лежал. Спешить никуда не хотелось. Через открытые окна вместе с йодистым ветром с моря под мерный гул прибоя воздух наполняли смолистые, нагретые за день ароматы сосен и кедров, растущих на склонах горы. В эту чудесную и бодрящую смесь вплетались и нотки цветущих растений, обильно рассаженных вокруг казенного домика смотрителя.
Хорошо и удивительно спокойно на душе. Потянувшись и теперь уже окончательно проснувшись, тут же вспомнил о «сфере» и, сконцентрировавшись, вышел в нее, разгоняя в стороны и стараясь направить конусом в сторону берега. С каждым разом у него получалось все лучше. Требовало меньше усилий и увеличивало охват. Просканировав окрестности на несколько сотен метров, убедился – все тихо. Разве что мелкое зверье по лесу скачет. И бодро соскочил с койки.
– Подъем, пехота! Труба зовет!
Ким отозвался легко, словно ждал. Подошел к окну, выходящему на запад. И долго любовался красками заката над горами.
– Ладно, пошли вниз, чуешь запах жареной картошки? Неужели ты не проголодался?
Витька погладил себя по впалому животу, почесал задумчиво в затылке и изрек:
– Да, пора бы и пожевать чего-нибудь дельного.
– А я о чем?
После скромного, но вкусного и сытного застолья Игнат между делом сказал:
– Завтра сходите с утра на рынок в деревню. Купите овощей, хлеба, свежей рыбы и панчанов
[29] всяких наберете, какие вам по вкусу. Денег я вам дам.
– Не надо, крестный, у меня есть.
– Откуда? – чуть нахмурясь, спросил Вахрамеев-старший.
– Да, было дело… – Март на секунду задумался: рассказывать или лучше не надо, но потом тряхнул коротко стриженной головой, – меня на днях утопить пытались двое бандитов. Оглушили и в море скинули со скалы. Чудом пришел в себя уже глубоко под водой и смог выплыть. Думаю, в тот миг сила и пробудилась. Она и спасла.
Затем он коротко пересказал основные события и выложил на стол пачку банкнот.
– Сколько там хоть? – влез любопытный Витька.
– Пересчитай, коли интерес имеешь, – качнул тяжелой головой отставник.
– Почти полторы тысячи рублей.
– Немалые деньги. Но ты их прибереги. Еще пригодятся. Покуда вы здесь, я уж как-нибудь сам все оплачу И не перечь! – сказал, как отрезал, бывалый абордажник.
– Как скажешь, дядя Игнат, – спорить тут и впрямь было не о чем.
– Вот и славно. А теперь давайте зеленый чай пить и разговоры разговаривать.
Разлив по чашкам свежую заварку и заправив ее крутым кипятком из медного самовара (вот уж действительно, где русские, там этот пузатый красавец обязательно появляется), все трое принялись потихоньку прихлебывать, то и дело черпая ложками свежий, прозрачный мед.
– Стало быть, говоришь, дар в тебе пробудился? И крест твой непростым оказался, так?
– Так. Одолень-камень в нем.
– Вот оно, значит, как, – задумался старик.
– Игнат Васильевич, а ты как будто не удивлен?
– Догадливый, – усмехнулся смотритель.
– Но и не обрадован.
– Как тебе сказать, парень. Я, грешным делом, думал, ты ко мне прибьешься. Тяжко одному жить, когда столько годов среди людей. Глядишь, на старости лет внуков бы понянчил. Ан нет. Своя у тебя судьба, а уж какая она будет: худая али добрая – одному Богу известно.