Женщины прилипают к экрану.
Свет снова включается, а до глубины души тронутая увиденным Сомер не может произнести ни слова. Аше удалось обнаружить надежду в месте, где ее, казалось бы, невозможно найти. Она показала неистовую материнскую любовь среди нищеты и отчаяния трущоб и подчеркнула, что благодаря этой любви мы все похожи. В конце фильма шло посвящение всем матерям, благодаря которым он был создан. Аша перечислила всех женщин поименно. Имя Сомер шло последним на отдельном кадре.
Мина прерывает молчание.
— «Таймс» печатает ее историю в следующем месяце в специальной рубрике. В начале статьи будут имя Аши и ее фотография. — Она приобнимает свою подопечную. — Ваша дочь талантлива. Мне уже не терпится увидеть, что она выдаст дальше.
Сомер улыбается, и в груди у нее расцветает гордость. Крис был прав. Индия пошла девочке на пользу.
— А сейчас я с удовольствием пообедала бы… Мам, ты готова?
* * *
— Здесь просто великолепно, — шепотом говорит дочери Сомер, сидя за покрытым белой скатертью столом. — Недавно открылось?
Меню ресторана в отеле выглядит исконно флорентийским.
— Да, буквально перед моим приездом, — отвечает Аша. — Здесь шеф-повар действительно из Италии. И ресторан находится совсем рядом с домом, поэтому я сюда прихожу, когда устаю от индийской кухни.
Они просят официанта принести салаты и пасту, а сами тем временем набрасываются на корзиночку с хлебом.
— Так папа рассказал тебе новости? — спрашивает Аша.
— Наверное, нет. — Сомер сразу напрягается и начинает быстро перебирать в голове возможные варианты. — А что за новости?
— Я познакомилась с парнем. Его зовут Санджай, — весело говорит Аша. — Он умный, смешной и очень симпатичный. Знаешь, у него такие карие глаза…
— Да уж, могу себе представить, — качая головой, отвечает Сомер. — Наверняка он убийственно красив.
Они смеются и болтают, стараясь наверстать упущенное за время долгой разлуки. Когда приносят тирамису, Аша начинает извиняться:
— Мама, — говорит она, — прости меня, мне… я очень сожалею о том, что произошло между нами перед моим отъездом. Я понимаю, как тебе было неприятно…
— Милая моя, — перебивает Сомер, не дослушав, и протягивает дочери руки: — Ты тоже меня прости. Я вижу, что этот год пошел тебе на пользу. Я так горжусь тем, что ты сделала. Мне кажется, ты многому научилась и очень повзрослела.
Аша кивает.
— Знаешь, — тихо говорит она, — главное, чему я научилась, — это пониманию, что в жизни все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. И я так рада, что приехала сюда, познакомилась с семьей, узнала свои корни. Индия — невероятная страна. Я многое здесь полюбила, и это позволяет мне чувствовать себя здесь как дома. Но в то же время тут есть и такое, от чего мне хочется отвернуться, понимаешь? — Она смотрит на Сомер. — Наверное, это звучит ужасно?
— Нет, моя дорогая. — Сомер касается дочкиной щеки тыльной стороной ладони. — Мне кажется, я тебя понимаю, — говорит Сомер как можно искреннее. Эта страна подарила ей Кришнана и Ашу — самых важных для нее людей. Но борьба с захлестнувшим ее жизнь влиянием Индии была нелегкой.
57
УТРЕННИЕ МОЛИТВЫ
Дахану, Индия, 2005 год
Кавита
С каждой ступенью этого дома на Кавиту обрушивается все больше воспоминаний. Ее ноги помнят его, будто и не было тех двадцати с лишним лет, что прошли с момента, когда она делила его с Джасу. Во время прошлых посещений Дахану и дома, в котором сих пор живут родители Джасу, Кавита ни разу не чувствовала себя так, как сейчас. Возможно, все дело во времени суток, в этом тихом часе, когда деревня еще не пробудилась ото сна и вокруг не слышно ни звука. Или дело во времени года — последние дни весны, вокруг пышно цветут деревья чику, наполняя воздух своим сладким ароматом. Но вполне может быть, дело в том, что она пришла сюда одна: не для того, чтобы навестить свекров или показать Виджаю дом его детства, а просто сама по себе. А еще, наверное, причина в самой Кавите, окончательно простившейся с матерью вчера на реке.
Кавита вышла из дома отца рано, еще до того, как проснулась сиделка. Быстро помывшись, она прихватила кое-что из мандира: дию, ароматическую палочку, четки из сандалового дерева и латунную фигурку играющего на флейте Кришны. Кавита собиралась просто пойти на улицу, чтобы совершить утреннюю пуджу и помолиться на свежем воздухе. Но, оказавшись за пределами родного дома с хорошо знакомыми ей предметами в руках, женщина почувствовала непреодолимое желание дойти до своего старого дома. Свекры не проснутся по меньшей мере еще час, и она сможет улизнуть незаметно.
Поднявшись на каменное крыльцо, Кавита расстилает потрепанный коврик на своем обычном месте. Женщина опускается на колени лицом к востоку и по одной выкладывает принесенные с собой вещи: Кришну в центре, дию справа, палочку благовоний слева, четки прямо перед собой. Каждое движение совершается автоматически, как отработанный до совершенства ритуал. Кавита чиркает спичкой, чтобы зажечь дию. Она держит палочку благовоний над пламенем, пока она не загорается, затем взмахивает ею, и на кончике появляется тусклый оранжевый огонек. Подготовившись к пудже, Кавита выпрямляется и медленно выдыхает, словно выпуская все, что держала в себе многие годы.
Женщина расслабляется и смотрит на гипнотическое сияние огонька до тех пор, пока дыхание не становится ровным. Знакомый аромат горячего масла гхи и благовоний щекочет ноздри. Кавита видит поднимающееся над горизонтом солнце и слышит чириканье птиц где-то в кронах деревьев. Она закрывает глаза и берет в руки четки. Пальцы чувствуют каждую бусину. Кавита тихо читает мантры. Ее переполняет что-то очень мощное, готовое вырваться наружу. И в то же время Кавита ощущает пустоту. Сердце и разум женщины заполнило всепоглощающее чувство безнадежности и глубокой скорби по тому, чего она лишилась.
Кавита развеяла прах только вчера, но потеряла мать почти месяц назад. Она готовилась к печали, но в реальности все обернулось ощущением полной неприкаянности. Она уехала из деревни много лет назад, а родительский дом покинула еще раньше. Долгое время Кавита жила, ощущая себя взрослым человеком, однако потеря матери заставила ее снова почувствовать себя ребенком. Память женщины отсылает ее к таким событиям, что она и сама не поймет, когда это было: мамина прохладная рука на горячем от температуры лбу, аромат жасмина в ее волосах. Четки между пальцев. Прохладная рука на лбу. Аромат благовоний и жасмина.
Отца она тоже теряет. Он медленно уходит, и она это чувствует. В иные дни Кавите кажется, что дух его где-то рядом, но гораздо чаще приходят дни, когда он совсем далеко. Три дня назад дочь кормила его с ложечки рисовым пудингом, и отец назвал ее Лалитой. Когда Кавита услышала это имя, из ее глаз брызнули слезы. Это было не то имя, что она носила в течение последних двадцати пяти лет. Так называл ее только отец. И вот она снова плачет, вспомнив, как он произносил его раньше. Лалита. Четки между пальцев. Прохладная рука на лбу. Аромат благовоний и жасмина.
