– Ничего страшного! – сказал молодому князю Мал-стар Дедок, посмеиваясь в бороду. – Мёртвые лишь не потеют!
Хедор ничего не ответил, ни словца не выронил. Но по его виду было заметно, что он скорее не боялся, а переживал и сомневался. Ведь он должен был вот-вот встретиться лицом к лицу со своим врагом заклятым, убийцей его доблестного отца. Но князь молодой не мог так просто взять, взойти на холм и ринуться в бой – нужно было прежде всё обдумать да измыслить.
– Ладно, пускай Хедор пока посидит здесь, – промолвил, наконец, Волнозор, нарушив застоявшуюся тишину, – а я и Всесвятлир взберёмся на холм и глянем, там ли змей. Если же он проснулся, то погибнут хотя бы не все! – и Волнозор улыбнулся.
Говорил берегин уверенно. Он не боялся, даже не сомневался, но ему казалось, что он прошёл слишком долгий путь, чтобы сегодня всё закончилось, потому он не верил в то, что погибнет. Беленир не стал отговаривать своих товарищей, ибо подвиг на то и подвиг, что делается с риском, а лишь пожелал им удачи.
Стараясь не шуметь, Волнозор и Всесвятлир слезли с коней борзых и пошли вперёд. Под их ногами шуршал снег. Сзади на смельчаков с тревогой смотрели Беленир, деды, князья молодые и верные дружинники. Вскоре земля стала подниматься – здесь начинался холм крутой. Пришлось выше поднимать ноги, а иногда и ползти на четвереньках. Порой из-под пелены снега вздымался кустарник нагой или юное деревце. Скоро Волнозор и Всесвятлир оказались на гребне холма, и над их макушками вознеслись пять могучих раскидистых дубов, расправивших свои ветви лысые под самые облака. Витязи спрятались за стволом одного дуба кряжовистого и притихли. Оттуда они видели, как от змея исходит чёрный дым и летит к югу, подхваченный крыльями стылого ветра.
А что сам червь? Как вы уже догадались, он был на другом склоне холма, за теми деревьями. Свернувшись огромными кольцами и ухватившись передней лапой за один из дубов вековечных, змей мирно дремал. Витязи глянули на него, и увидели, что всё его туловище было покрыто крепкой чешуею, местами золотистой, местами красной что кровь. Из больших ноздрей змея вырывались струи пара и дым, глазища его были чуть-чуть приоткрыты и светились жёлтым заревом, а крылья были сложены, и он был прикрыт ими наполовину как одеялом. У Волнозора аж дух захватило от страха и удивления, едва он увидел чудище, ведь никогда прежде он не видал червя так близко. И все эти чувства смешались в нём, и он не смог вымолвить ни слова. Зато Всесвятлир прошептал:
– Вблизи он ещё красивее и величественнее!
– И ужаснее! – добавил Волнозор ещё тише.
А змей тем временем захрапел, и округу огласил звук, напоминавший скорее не храп, а рёв. Из ноздрей чудища повалил дым, и даже ветер северный не смог отогнать его от двоих витязей. Волнозора и Всесвятлира тотчас окружило чёрной-чёрной завесой, и они невольно стали кашлять. Вскоре они закрыли носы и прилегли к земле. И тут Волнозор заметил, что в том дыму едком, носившемся над их головами, стали мелькать искры огненные. С каждым мгновением их становилось всё больше и больше. И вдруг середь вихря искристых блесков, с страшной силой вспыхнули два огонька.
– А вот и гости пожаловали! – что гром гремучий разнеслись слова из дыма. Змей уже знал о приближении витязей и Земнородных сыновей от воронища проклятого, слуги Кощевита, и, очевидно, приготовился к встрече, притворившись спящим.
– Надо отходить, – прошептал Волнозор, прячась за дубом.
Но Всесвятлир не слушал своего друга. «Ишь, какой зоркий, – думал он. – Уже обнаружил нас. Зато дедов, наверное, не заметил – вон какой дым, куда ему сквозь него разглядеть их бороды. Надо позвать их на помощь, пока он нас не спалил».
– Проснулось уродище! – вскрикнул Всесвятлир громко, и Волнозор не успел заткнуть ему рот. – Бейте его!
К тому времени деды и остальные воины сами увидали, что змей проснулся. Как никак, он навис прямо над одним из дубов и расправил свои огромные крылья. Дружинники хотели вскинуть луки и пустить во врага стрелы, но колчаны были пусты. Лишь несколько стрел взмыли вверх и, едва долетев до змея, отскочили от его чешуи. «Что же нам делать?» – зашептались испуганно воины. Но все знали ответ: бежать Волнозору и Всесвятлиру на помощь, но никто не хотел этого делать, кроме дедов и Беленира. И тут, когда Беленир и старцы вековечные хотели броситься в бой, а у Деда-Пасечника борода седая затряслась от ярости, Идогурн обратил на них взор. Затем он заговорил:
– Только шевельнитесь, седые бороды, и я спалю этих двоих дотла! – и тут змей своими глазами разглядел знак в виде солнца на рукояти Самосека, который его создатель ставил на своих изделиях. – Вам, ничтожные вояки, не поможет даже меч Каукиса. Ведь сталь горячая что тесто, а жидкое железо как кашица, а мой огонь ярче солнца и жарче недр. Он – дыхание ветров. Испепеляет он без пощады, карает без милости. Хотите с ним познакомиться? Неужели и впрямь хотите? – и змий рассмеялся самым бездушным и ужасным смехом, от которого внутри заколебалось сердце, а вокруг задрожали деревья.
Насмеявшись всласть, чудище продолжало:
– Как же вы хотите убить меня, как хотите одолеть вековечного змия? Каким-то мечом? Он же для меня как иголочка. Мне не страшны копья богов и стрелы Маланьицы, я не боюсь ничего, и вы захотели сразить меня этой иголочкой! Ха! Развейте пустые надежды, пустите их по вольному ветру, пусть летят себе подбитыми гусями куда им вздумается. Хуже несбывшихся надежд нет ничего, кроме отчаяния, – тут змей лукавый глянул на Стрезибора, лихорадочно теребившего рукоять своего меча. – Да, северный князёк, отчаяния, которое столь внезапно охватило твою ничтожную душонку.
Как это ни прискорбно, Идогурн говорил правду. Ведь Стрезибор, князь северный, не на шутку отчаялся в эти мгновения, особенно, когда представил себе бесславную кончину от змеева пламени. И пусть этот воин с виду был силён и грозен, но в душе у него таились трусость и малодушие. Но в этом не было его вины: он всегда старался бороться с ними до последнего, и сейчас был ещё не до конца сломлен, хотя его очи ясные были уже переполнены страхом.
– Да, и пусть Хедор, – рявкнуло змеище и расправило свои крылья над воинами и дедами, – этот жалкий отпрыск Митрапирна, тень своего отца, не смеет даже подымать свой никчёмный меч! Иначе я утоплю его в море страданий и превращу в обугленную головёшку. Но не сразу. Пусть не надеется, что жажда мести поможет ему – она никому не помогала. Никогда! И знайте – у вас два пути: помочь своим друзьям мечами и оказаться в моём чреве бездонном, откуда уже нет выхода – можете спросить это у коров, людей и овец, которые исчезли в моем желудке, или уйти отсюда вместе с товарищами подобру-поздорову, но в уплату за свои жизни отдать мне тысячу человек. Тогда я уйду – хотите верьте, хотите нет, но я оставлю вашу неприютную землю, а людей добрых угоню в полон, а позже набью ими своё брюхо. Я ведь немногое прошу, это Кощевит многое хочет. Дайте мне этих людей, и я сам разделаюсь с ним.
– Ты хочешь убить Кощевита? – спросил удивлённый Всесвятлир.
– Если вы дадите мне тысячу человек, я вам десяток Кощевитов убью, – ответил змей. – Кощевит не сдержал своих слов, и я ему больше не друг! Он обещал мне горы золота и серебра, сундуки самоцветов, а здесь одни хибары да ветхие избушки! Так что дайте мне тысячу человек, и я уйду и даже убью Кощевита. Сами подумайте, какое вам дело до этой тысячи человек? Все эти дети, все эти старухи и старики, все эти молодцы и молодицы – это же звери, это скотина. А скотина размножится снова, если вы будете хорошими пастухами!
