— Ты дальше слушать будешь или нет?! — наконец начинает сердится Кента и она спохватывается. Кивает, складывает руки спереди, опускает глаза. Ей немного стыдно. Но гораздо больше ее горло и грудь сдавливает странное чувство, чувство, которое призывает ее выслушать Кенту до конца, записать адреса и имена этих подонков, зайти в комнату Соры-тян, позаимствовать ее меч, выйти из студии и найти маршрут до того из них, который ближе. А когда тот вернется домой — сказать ему в лицо — помнишь мою сестру? И рубануть сверху вниз, так, чтобы развалился пополам… а потом сидеть в луже крови и улыбаться дождю… потому что обязательно должен пойти дождь. Как в манге. Черно-белый дождь, черно-белый город и она в ярко-красной луже. Единственный цвет, кроме черного и белого, который уместен сейчас — это красный. Кроваво-красный. Алый артериальный и бордовый — венозный. И их оттенки.
— Буду — говорит она: — извини. Продолжай. Я… не хотела.
— Так вот — продолжает Кента, дав понять взглядом, что он недоволен, но заострять ситуацию не намерен: — с остальными вроде бы все обычно — такие же либо студенты, либо лоботрясы, но один из них — сын очень влиятельного человека. Откуда у них и ресурсы и какая-никакая защита от преследования. Как только на него заведут дело — начнется активное противодействие и я очень сомневаюсь, что дело дойдет до суда. И уже тем более — что он сядет. Кто угодно сядет, но не он. Залог, выкуп, взятки, условный срок, поручительство… А потому…
— Потому что?! И что?! Ты тоже сейчас скажешь мне — скажите спасибо что она жива?! Так не за что! Она уже умерла! Она тогда и умерла! — срывается Мико: — Скажешь, что ничего не поделать?! А как же справедливость?!
— Ну… во-первых мир несправедлив. — пожимает плечами Кента: — а во-вторых я не говорил, что ничего нельзя с ними поделать.
— Но…
— Я сказал — вряд ли что-то получится сделать легальным путем. — поясняет он: — но ведь мы не ограничены этими опциями, верно?
— Но… — мысли проносятся в голове у Мико испуганными рыбками: — ты имеешь в виду?
— Давай сделаем так — говорит Кента: — сегодня ты остаешься на шоу. Ухожу я. У меня и так много дел накопилось… а еще и это. Что и как произойдет с этими … нехорошими людьми — я тебе фотографии покажу. Потом.
— Но… а ты… у тебя точно получится? — Мико вдруг испугалась за него, дура я, подумала она, он всего лишь школьник, а из-за тебя он сейчас против настоящей мафии, против бандитов… да его там убьют и будет на моей совести еще и он…
— Как-то же я их нашел. Значит и остальное получится. Ты главное — проголосуй сегодня за мой выход из шоу. Задержался я тут у вас… и потом — я же говорил, что ты должна идти за своей мечтой… а с темными остатками прошлого я разберусь. Даю тебе слово, что никто из них никогда уже такого больше не сделает. — серьезно говорит Кента и она так хочет верить его словам. Потому что это слова настоящего мужчины. Который если сказал — значит считай уже сделал.
— Я хочу, чтобы они страдали… — наконец говорит она: — чтобы поняли…
— Насчет поняли — обещать не могу — пожимает плечами он: — это уже от собственных когнитивных возможностей зависит. А вот страдания, тут я специалист… это дело нехитрое.
— Сделай это, Кента и тогда я буду твоя должница. Навсегда. — обещает она в ответ, глядя в его насмешливые глаза и забывая, что она на самом деле старше его на несколько лет. Здесь и сейчас она — просто женщина, которой уютнее всего за спиной у мужчины. За сильным и грубым мужчиной, который может быть неуклюжим, может быть неловким, может не понимать, почему у нее сегодня такое настроение, но, когда надо встать между ней и опасностью — любой опасностью! — он молча встанет и разомнет шею, сосредоточенно глядя на врага. И не отступит. И даже не потому, что она — его женщина, а потому, что настоящий мужчина всегда защитит слабых… наверное это в нем и привлекает…
— Да ладно — машет рукой он: — я ж обещал. Тут как говорится — лучше не говорить того, что ты не в состоянии выполнить… а раз уж сказал…
— Вы там! — шипят за дверью: — скоро голосование! Кента! Я не могу тебя вечно покрывать! Заканчивайте поскорее! Поцелуйтесь там уже! Или чем вы там…
— Ээ… спасибо, Шика-сан! — говорит Кента в дверь: — Уже идем! Спасибо, что прикрываете!
— Минами-тян и Киоко-тян спасибо скажешь… они на камерах сейчас… — бурчит из-за двери Шика: — и как меня во все это втянули… две минуты у вас!
— Спасибо! — говорит Кента и поворачивается к Мико: — ну? Договорились?
— Договорились! — кивает та: — но я буду ждать!
— Хорошо. И … ах, да, ты же не в курсе. Мы со всеми вот что решили… — наклоняется он к ней и на секунду Мико забывает обо всем, а потом — решительно трясет головой, выкидывая из нее ненужные мысли. Кента опять что-то придумал, значит надо слушать. И слушаться.
Глава 26
Голосование прошло без проблем. Разве что Бьянка и ее рыжая подружка немного заерзали во время показа экранной версии «происшествия в доках». Надо сказать, что Накано-сама и ее команда сделали практически невозможное, слепив из кусков свою легенду. Когда ведущие нашего субботнего шоу в прямом эфире сделали краткое вступление, закинув детскую интригу в духе «а что это у нас такое в доках произошло?» — я не ожидал ничего особенного. Это для меня ситуация была из разряда «просвистела у виска… вся жизнь пронеслась перед глазами… а особенно та часть, где я перед родителями Соры потом стою на коленях и объясняю как дошел до жизни такой… », а для посторонних — так, фигня какая-то, ну порычали, ну постояли с мечами друг напротив друга вот и все. Однако креативщики Накано оказались на высоте и выдали короткометражку в духе раннего Джона Ву.
Игра тени и света — стоящие у склада гопники были поданы эдакими угрожающими и смазанными персонажами, их лица пропадали во тьме, но крупным планом под тяжелый бой гитары были выхвачены — татуированные пальцы и перстни на них, хромированные выхлопные трубы у мотоциклов, тяжелый мясницкий тесак, который, как выяснилось потом — Большой Та позаимствовал в соседней лавочке под клятвенное обещание вернуть и не потерять. Золотой зуб под небритой губой с жиденькими усиками, тяжелые ботинки, то, что Санта называл govnodavami — с толстой подошвой и стальным носком, зашнурованные и потертые, блестящие цепи, свисающие из пояса в карман, все удостоилось своего крупного плана. И голос за кадром. Я не знаю, где они взяли этого человека, но его голос! Спокойный, мягкий, с хрипотцой, баритон уставшего человека, именно такой должен быть у человека, который сидит у барной стойки за пятым шотом виски, в мятой жилетке и расстегнутой на две пуговицы рубашке, у человека, который повидал дерьма в этой жизни. Он говорил о том, что в этом городе есть место, где не действует закон. Место, куда не суются полицейские, где царит право сильного. Где все решает не слово, а нож под ребра или бейсбольная бита по голове. И именно в этом месте пропала дочка одного порядочного гражданина… а съемочная группа «Токийского айдола» совершенно случайно оказалась в этом месте и увидела то, что не могло оставить их равнодушными — тут на две секунды мелькают кадры с Марикой, лицо смазано не узнать, но никто и не смотрит на лицо в таких случаях, смотрят на разорванную школьную форму, на синие отпечатки пальцев на шее, на кровоподтеки на бедрах, на то, как она хромает, выходя из дверей склада. Лицо ей закрыли правильно, мало того, что дочка мэра, так и еще в этот момент у нее очень возмущенное лицо было. Тем, что Сора, видите ли, ее дружка чуть не прибила. И вообще, приперлись мы тут, всю малину ей испортили, она два дня тут кутила, так что еще по-божески выглядела… Вот как отличить школьницу — жертву насилия от школьницы, которая оторвалась во все тяжкие на несколько суток подряд? На выходе обе примерно одинаково будут выглядеть, разве что та, которая по своей воле два дня курила все что курится, пила все что пьется и трахала все что шевелится — будет шептать «Ни о чем не жалею! Ни о чем!», но психолог и ей тоже понадобится, а то привыкнет думать, что жизнь — это вечеринка. Ах, да, еще одно отличие — той, которая по своей воле — нужно будет лимон скормить. Чтобы не лыбилась постоянно.
